Геннадий Мурзин - Агентура. Сборник шпионских повестей

– Приходится.

– Но вы же, товарищ генерал, не курите.

– С вами любой закурит. И не только. Можно и запить… Да, слушай, капитан, может, тяпнешь стопаря? – он потянулся к буфету. – Я налью.

– Мне нельзя. Вы же знаете, товарищ генерал.

– Ты прав, нельзя, но если очень хочется, то можно.

– Никак нет, товарищ генерал: я – на службе.

– Ты с кем споришь? Приказы не обсуждаются, а исполняются.

– Если только так…

– Извини, я пошутил.

Генерал, докурив папиросу, затушил окурок, оторвал от лежащей на столе газетки клочок, и тщательно упаковал в бумагу.

– Прячу улики, – подмигнув капитану, сказал он и присел за стол. – Допустим, Шестаков действительно столкнулся с тем, кто нам нужен, – он с минуту помолчал. – Да, где он сейчас?

– Кто, товарищ генерал? Шестаков? Он ждет в управлении.

– Нет. Где парашютист?

– Гуляет по городу.

– Что, опять?! И что мне с вами делать, а?

– Не волнуйтесь, товарищ генерал, все под контролем.

– Как понять «под контролем»?

– Буквально, товарищ генерал.

– Так ты не все мне рассказал?

Капитан осмелел, поэтому и ответил:

– Вы мне не даете сделать это, товарищ генерал.

– Даже так? – генерал удивленно уставился на своего помощника. – Извини, капитан. Теперь – слушаю и молчу, пока не расскажешь все, что считаешь нужным. Итак…

– Капитан Шестаков издали заметил выходившего в толпе парашютиста. Времени у него не было, поэтому на ходу принял решение…

– Неужели пошел на задержание? Не следовало этого делать… Вот, черт! Не везет так не везет.

Капитан совсем обнаглел, напомнив генералу:

– А вы обещали…

– Извини, молчу.

– Шестаков, опустив вниз голову, как бы задумавшись, пошел ему навстречу и натолкнулся на него. Сначала сказал: извините, задумался. Потом поднял глаза на него и воскликнул (воспроизвожу по его рассказу): «Это вы? Откуда? Вы же говорили, что путь держите в Новосибирск?» Тот, ничуть не смутившись от встречи, спокойно сказал: «Рад, товарищ капитан, что вас встретил. Спасибо, что поддержали в трудную минуту. Если бы не вы…» Шестаков спросил: «А где ваш товарищ?» «Я свои дела сделал, – ответил парашютист, – и теперь возвращаюсь домой, а приятель еще остался в Новосибирске. А я решил сделать остановку в Свердловске. Думал, завтра зайти к вам и поблагодарить». Капитан, видя, что тот намеревается поскорее отвязаться от него, спросил: «Когда дальше путь? Ночью? Что ж, счастливой поездки». На том и расстались.

– Мужик-то головастый, оказывается, как считаешь?

– Вы о капитане Шестакове?

– О ком же еще?

– Согласен с вами, товарищ генерал.

– Какой молодец!

– И потом, товарищ генерал, он действовал не менее четко. Не упуская из вида парашютиста, по телефону-автомату позвонил в шестое отделение, и вызвал на подмогу оперативников в штатском, чтобы те крутились возле летнего кафе, что на углу Ленина и Карла Либкнехта и ждали его дальнейших указаний. Далее он заскочил в магазин, взял бутылку портвейна и сделал так, чтобы вновь как бы нечаянно столкнуться с парашютистом. Шестаков предложил зайти в кафе и принять по чуть-чуть. Тот стал отказываться, но Шестаков уговорил. Там, в кафе, взяв под закуску две порции сыра, уселись за столик. Налил в стаканы до краев. Предложил выпить за знакомство. Парашютист лишь пригубил, и пить не стал. Но Шестаков, чтобы не возбуждать подозрений, одним духом опорожнил стакан. Потом налил еще столько же и выпил также. Через минут двадцать окосел…

– В самом деле?

– Нет, не совсем. Притворился. Полез обниматься к тому, целоваться. И, наконец, засобирался домой. Вышел из кафе, завернул за угол, огляделся, убедился, что тот все еще в кафе, приблизился к стоявшим оперативникам и приказал «пасти»… До тех пор, пока их не сменят. А сам – сразу к нам. Зная, что это дело у вас на личном контроле (да и Москвы – тоже), решили погодить с решительными действиями, до получения лично ваших инструкций, товарищ генерал. Вот, собственно, и все.

– Значит, так… – генерал, подумав, заметил. – Наверное, следовало сразу же снять с «хвоста» оперативников шестого отделения. Как-никак, а это сподручнее чекистам: объект-то чрезвычайно хитер – не какой-нибудь уголовник.

– Так и сделано, товарищ генерал. Всю ответственность взял на себя подполковник Савельев, старший оперативный дежурный управления. Однако он не решился отдать приказ на задержание.

– Вот это правильно. Спешка, сам знаешь, в каких случаях нужна. Вот что, – генерал встал, – я пошел облачаться, а ты, тем временем, позвони Савельеву и от моего имени прикажи, чтобы сейчас же подняли по тревоге всех руководителей оперативных групп, задействованных по делу… для инструктажа. Я сейчас подъеду. Обговорим, как дальше действовать.

– Как я понимаю, товарищ генерал, вы не намерены задерживать парашютиста?

– Ты правильно понял. Есть, капитан, у меня идейка.

Шифровка в Москву из УМГБ Свердловской области:

«Докладываю: нами взят в плотное кольцо объект „Z“. За ним установлено круглосуточное наблюдение. О плане дальнейших действий сообщу через два часа. Генерал Чернышев».

Ольга Ивановна Емлина, инженер-технолог на заводе, именуемом в народе «333» (или «три тройки») несколько часов назад, вернувшись с работы (воскресенье выдалось рабочим: по графику), не застала его дома. И теперь ходила, психуя, из угла в угол, поджидая дружка-любовника. С ним она стакнулась неделю назад, возле оперного. У него было на руках два билета, а она ловила желающего поделиться лишним билетиком. Она хотела купить, но он решительно стал возражать: сказал, что ему будет приятно сидеть на постановке с такой милой женщиной; что он просто дарит лишний билетик. Там, в театре разговорились. Обоих потянуло друг к другу. Оба были примерно одного возраста. Оба изголодались по дружбе. Он ей понравился, потому что высок и строен (мужик, что надо, – кровь с молоком); потому что подчеркнуто деликатен и уважителен к ней. А она ему? Кажется, – тоже. Немудрено: женщина, несмотря на свои тридцать, хороша собой. Особенно большие серые глаза и огромные две русые косы, спускающиеся ниже поясницы. Ей говорили подружки, завистливо глядя на косы, что, мол, ее время прошло для ношения кос, что пора сменить прическу, что короткие волосы ей больше к лицу. Она слушала, согласно кивала, но не собиралась следовать их советам. Она – молодилась. Она понимала, что ее косы – краса и гордость; что именно на них чаще всего заглядываются мужчины. Им, мужчинам, изрядно поднадоел всеобщий перманент или химзавивка.

Она также понимала, что глаза и косы – достоинства не единственные. Тело, например. Да, в войну была страшной худышкой, как говорится, кожа да кости. Но потом постепенно, как только мирная жизнь стала налаживаться, появились милые сердцу мужчин округлости.