Елена Новикова - Каменная книга

– Ходит по улицам? – переспросила она, после того как пауза несколько затянулась.

– Была одна нога, да и та сломалась. Вон их сколько порубили-то – тополей!

– Да, говорят, дуплистые они, хрупкие – от сильного ветра на человека могут упасть, на провода…

– А разговоры слушать – зря небо гневить. Ему молчание любо.

После этой фразы Зоя Яковлевна встала и подошла к окну. Напоследок обернулась, как будто хотела добавить что-то очень важное, но передумала. И в одну секунду растаяла, а ведь Анна Владимировна думала, что так бывает только в кино.

Следующие два дня были выходными, и Анна Владимировна смогла их полностью посвятить разбору бумаг, не отвлекаясь на ненужное. Она даже в магазин за хлебом не стала выходить, сообразив какие-то лепешечки из остатков кефира. Была надежда на дневники, но дневников старуха не писала. Письма были, и все они адресованы были ей, кроме одного, в Мариуполь, которое вернулось с комментарием «адресат выбыл», и хранилось в запечатанном конверте.

Анна Владимировна конверт вскрыла, испытывая противоречивое чувство – то ли она делает что-то запретное, то ли это письмо адресовано непосредственно ей, Скрынниковой А. В., а не выбывшей неизвестно куда Алехиной Л. И.

«Лилечка, здравствуй! Пишу и не чаю, что ты это письмо получишь. Уж лучше бы не получила, но писать надо, обещала твоей матери, царствие ей небесное. А обещала я сообщить тебе, что и фамилия твоя – Алехина, и отчество – Игоревна – даны тебе отчимом, а не отцом, и лишь после смерти его велела мне покойная Ирина Максимовна рассказать тебе правду. Отец твой, Портнов Аркадий Владиславович, был расстрелян в 1939 году, когда тебя еще не было на свете, милая моя крестница. И есть мое подозрение, что способствовал этому не кто иной, как Алехин Игорь Михайлович, твой отчим. Ирина Максимовна, впрочем, в это не верила. Она всегда старалась не верить в плохое. Любящая тебя Зоя»

Анна Владимировна перечитала письмо еще раз. Острое сочувствие к судьбе неизвестной ей Лилечки, Ирины Максимовны и Аркадия Владиславовича было удивительным ей самой, но особенно сильной была обида, что письмо так и не настигло адресата, и, похоже, Зоя Яковлевна других попыток восстановить справедливость и не делала, ведь не зря же она хранила это письмо, и хранила нераспечатанным? И не случайна же проговорка «Уж лучше бы не получила…» Анна Владимировна посчитала, сколько лет должно быть сейчас этой Лилечке, если она жива, не так уж много, есть шанс найти, рассказать правду «по поручению Зои Яковлевны». Полно, действительно ли по поручению? И Анна Владимировна решила прогуляться, чтобы как следует собраться с мыслями.

Воздух был так густ от аромата мокрой земли, опавшей листвы, и еще чего-то бензинового, что кажется, не дышишь им, а питаешься, ощущая весомость каждого глотка. Дождь то начинался, то будто передумывал, то снова сомневался. Анна Владимировна не взяла зонтика, и теперь только поглубже вжалась в пальто.

Анна Владимировна сама не заметила, как правда жизни Зои Яковлевны (еще только угадываемая по скупому пунктиру бумажных свидетелей) начинает пересиливать художественную правду выстраданной мистификации. Визит к Ахматовой, задуманный как кульминация судьбы и главная ее тайна, катастрофически мерк перед реальностью. Но просто так Анна Владимировна не сдастся!

Она почти не удивилась, когда, подходя к дому Зои Яковлевны, увидела в окнах свет. Ну, конечно, родственники! Буквально через несколько минут в дверном проеме появился племянник с большим черным полиэтиленовым мешком для мусора. Анна Владимировна шагнула в тень, но предосторожность была излишней – ее никто бы не узнал. Племянник поставил мешок рядом с помойкой и сразу ушел. Преодолевая стыд (или предрассудки), Анна Владимировна приблизилась к помойке, заглянула в мешок. Там были какие-то тряпки, служившие когда-то одеждой.

«А тебе не жирно одной столько будет?» – Анна Владимировна вздрогнула от грубого голоса, прозвучавшего совсем рядом. Она узнала профессионалку с сумкой на колесиках: женщина обходила каждое утро окрестные помойки. Запомнить ее было легко по красной вязаной шапке и тележке. Анна Владимировна покраснела и отдернула руку, как будто ее поймали с поличным. «Меня интересуют только бумаги…» – пробормотала Анна Владимировна. «А-а-а, макулатура», – понимающе протянула женщина, обнажив пустоту рта. От женщины дурно пахло. «Да-да, макулатура, а остальное, пожалуйста, берите…» – и Анна Владимировна поспешила удалиться, но, пройдя несколько шагов, засомневалась – а правильно ли она делает? В этот момент и раздался резкий окрик: «Эй, куда же ты, вот твоя макулатура!» (Женщина произносила «мукулатура»).

Анна Владимировна развернулась как по команде «кру-гом!», и получила в награду связанную шпагатом пачку старых журналов вперемежку с тоненькими тетрадками – были такие одинаково зеленые за 2 копейки, с портретами писателей и их изречениями. «Читайте больше, читайте таких мастеров словесного искусства, каковы…» – все это помнилось наизусть, как трамвай за 3 копейки (бросаешь монетку и сам отрываешь билетик), буханка ржаного за 12 коп. А что, тоже приметы времени, мирного, между прочим, времени, когда тополя еще не вырубали… Тополя? Откуда это слово? «Ах, да, – вспомнила А.В., – именно там зарыт клад», и решила остаться, подождать, что будет дальше.

Женщина в красной шапке тоже осталась. Она словно жевала бесцветными губами, время от времени поглядывая на конкурентку. Анне Владимировне молчание показалось неловким. «Да, тут старуха умерла, еще много будут выносить. Наверное», – произнесла она не своим голосом. Женщина посмотрела с попыткой доверия: «Только бы Федоров не пронюхал – отымет…»

Анна Владимировна попыталась представить Федорова, он получился с топором, в шубе, и почему-то подумалось: «Красная Шапочка и Серый Волк, Россия, век XXI».

Свет в окнах Зои Яковлевны вскоре погас, а немного погодя появился и племянник с двумя мусорными мешками. С неожиданной для себя решимостью Анна Владимировна направилась к нему: «Здравствуйте, как хорошо, что я Вас встретила!» – Удивленный взгляд, длинные ресницы. – «Я была вчера на похоронах…» – Кивок головой. – «Я знакомая Зои Яковлевны, Анна Владимировна, может, слышали?» – Смущенное «нет», одной головой. – «Дело в том, что я пишу про нее книгу…» – Поднялись черные брови. (Да, племянник красив, вообще красивая семейка, – промелькнуло в голове у Анны Владимировны). – «Очень интересная биография… Но очень много белых пятен… Если бы Вы могли кое-что прояснить, не сейчас, разумеется…» – Кивок головой, в голосе сомнение: «Вы знаете, я застал тетку уже в не слишком адекватном состоянии, так что вспомнить особо нечего… Может быть, моя мать? Ее на похоронах не было, она сейчас больна, но где-нибудь через месяц – звоните? Она тетку любила…» – «Ваша мать?», – почти радостно воскликнула Анна Владимировна: – «сестра Зои Яковлевны?» – «У тетки не было сестер, я „племянник“ довольно условный, но вот, квартиру мне оставила… Моя мать – крестница Зои Яковлевны». – «Лилечка?!» – на сей раз возглас радости скрыть было невозможно. – Улыбка с хитринкой: «Да, Лилия Игоревна», – и рука уже достала из кармана листочек и ручку: