Елена Новикова - Каменная книга

– Вот Вам телефон.

Домой Анне Владимировне хотелось бежать вприпрыжку – да, было в ней что-то от школьницы, и пачка журналов, перевязанная шпагатом, напоминала о сборах макулатуры, металлолома и других простых радостях пионерской организации, а, в сущности, детства. Зеленые тетрадки оказались действительно школьными: «тетрадь для работ по русскому языку ученика 6-в класса Портнова Александра». О чем-то эта фамилия говорила, ну да, конечно, – ведь это Портнов Аркадий был расстрелян в 1939 году! Что-то не сходится… Или сходится? В тетрадке немного прыгающий мальчишеский почерк, изредка красным выделены ошибки. «Синтаксический разбор предложения». Определения, дополнения, обстоятельства. Да, обстоятельства.

Перебирать бумаги Анна Владимировна не спешила. Как настоящий гурман, она получала наслаждение от каждой маленькой находки. Она завела несколько папочек, в которые бережно раскладывала найденное по темам, стараясь, чтобы ничто не ускользнуло от внимания. Отдельно лежали технические паспорта от проигрывателя «Аккорд», холодильника «Ока», пылесоса, телевизора. Их Анна Владимировна тоже не торопилась выкидывать – никогда не знаешь, что может пригодиться. Были поздравительные открытки с Новым годом, 8 марта, 1 мая. Какие-то знакомые рассказывали о ценах и о своем житье-бытье – росли дети, поступали в школы, институты, женились, рожали следующих детей, играли в футбол и на пианино, рисовали, ломали руки, катаясь на лыжах. Взрослые болели, вырезали грыжи, ездили на юг и на север, жаловались на начальство – это были мирные письма последней четверти века. «Как измельчали темы и образы!», – думалось Анне Владимировне, – «вообще исчезла та пронзительная нота, которая и дает ощущение судьбы. Разве что стихи?»

Стихи Анне Владимировне не померещились, именно они оказались в двух тетрадках с клеенчатыми обложками, унесенных еще с поминок. Стихи не датировались, они были аккуратно переписаны с черновиков (не было видно никакой работы над словом), но по нарастанию «безумия» можно было догадываться о хронологии. Сами же тексты разочаровали. Это были довольно вторичные попытки зарифмовать природу, любовь и одиночество, напоминающие среднеарифметическую поэтессу серебряного века. Иногда мелькали яркие образы наподобие тех, что она слышала от самой Зои Яковлевны в ту их единственную реальную встречу. «Ну и хорошо», – успокоилась Анна Владимировна, – «подменив стихи, мы никого не обидим. А для правдоподобности можно и перемешать». Мысль о том, что Зоя Яковлевна могла переписывать чужие стихи, Анна Владимировна отогнала, как назойливую муху.

То, что стихи – были, и кто-то из родственников или знакомых об этом мог знать и при случае подтвердить, – работало на Анну Владимировну. Теперь она ждала, пока пройдет месяц, и удобно будет воспользоваться телефоном Лилечки. Наступила зима, еще не настоящая, а так – выкрасили белым, распушили ветки, а там – будь что будет. А будет Новый год, всеобщая суета с подарками и елочными шарами, кругом загремит пиротехника (переполнятся травматологические пункты и отделения больниц). Но обычная в это время грусть к Анне Владимировне не приходила, настолько наполнена была сейчас ее одинокая жизнь. Она отказалась от нескольких приглашений, сама нарядила елку, накрыла стол и стала ждать.

Зоя Яковлевна пришла сразу после поздравления президента, в вечернем платье, с голыми худыми руками. Густые седые волосы гостьи были убраны вверх по моде пушкинской эпохи. Анне Владимировне показалось, что она помолодела, и глаза стали ярче, внимательней.

– Ну, что тут у Вас? – Зоя Яковлевна, поворачивая в руках пустой бокал.

– Новый год! – Анна Владимировна, радостно.

– Ах да, помню… Жаль, мне нельзя шампанского – желудок шалит…

– Я хотела Вас спросить…

– Вот уж глупости, живых спрашивайте… – чуть-чуть сердито.

– Стихи – Ваши?

– Стихи чушь. Травы не слышно, ветра. Ничьи они.

– А почитать Вам мои?

– Читайте…

Зоя Яковлевна отвернулась, глядя, как за окном падает снег. Анна Владимировна встала, прислонилась к дверному косяку, сложила на груди руки (именно в этой позе она читала стихи, когда ее вызывали к доске) и сосредоточилась. Больше всего она боялась, что стихи Зое Яковлевне не понравятся, и она растает, так ничего и не ответив.

Я зеркало себя.

Все имена я помню,

И все глаза, целующие даль.

Иду след в след себе,

Дышу в затылок,

И только руки

Будто бы застыли —

Не догоняй!

Учу уроки лжи,

Чтоб впредь и навсегда

Не узнавать своих же отражений.

Даю уроки лжи,

Чтоб больше никогда

Ни жеста обо мне без искаженья.

Это стихотворение не было лучшим. Просто именно оно связывалось в первую очередь с образом Зои Яковлевны и должно было послужить камертоном. Фальшиво – не фальшиво?

Зоя Яковлевна обернулась, чуть улыбнувшись сухими бледными губами:

– Да, обо мне. Не о траве.

Анна Владимировна смущенно опустила глаза, а когда она снова их подняла, гостьи уже не было. Только занавеска слегка покачивалась да сильнее валил за окном снег – целыми хлопьями, по-кошачьи мягко.

К встрече с Лилечкой Анна Владимировна основательно подготовилась. В качестве козыря было приготовлено письмо – то, не дошедшее до адресата. Знает ли Лилечка правду или не знает? А если не знает, то мало ли чего еще она не знает о жизни любимой крестной? Так или не так? Стихи Анна Владимировна заранее переписала в одну тетрадку, стараясь попасть в почерк Зои Яковлевны.

Лилечка, или, если угодно, Лилия Игоревна, согласилась принять сразу. Это была пожилая полная женщина с подкрашенной сиреневым сединой, темными глазами похожая на красавца-сына. Вошедшая в дом Анна Владимировна понравилась ей сразу – скромная, аккуратная, в чем-то таком сереньком-трикотажном. Умные серые глаза, увеличенные стеклами очков. Предложили чаю с печеньем прямо в комнате, на стене Анна Владимировна узнала акварели из квартиры Зои Яковлевны. Лилечка улыбнулась, заметив направление ее взгляда.

– Да, этот художник – увлечение Зоиной юности. Умер своей смертью, большая редкость в то время… Вы пишете о ней книгу?

– Пытаюсь. Но много непонятного. Почему такая красивая женщина осталась одна, без детей? Похоже, романов у нее было много?

– Здесь многое покрыто тайной, Зоя рассказывать не любила. Главная любовь ее жизни – Аркадий – был расстрелян в 1939 году, так, во всяком случае, она считала большую часть жизни. Они перед этим сильно поссорились, в чем дело, никто не знает. И Зоя считала, что это она виновата в его смерти, так как сильно пожелала ему зла. Понимаете?

Анна Владимировна вздрогнула:

– И она осталась ему верна?

– В конечном счете, думаю, да, хотя были и другие… Дело в том, что его не расстреляли, он провел полжизни в лагерях, но остался жив. Умер в прошлом году.