Наталья Шахназарова - Я дарую тебе Свет. Стихософия

Я сажусь на качели, лечу под капели,
Словно джаз мне весна наиграла Москвой,
Её звуки и трели, обманчивей хмеля,
Я взлетаю, как в песне той – над мостовой.

Здравствуй, Юра Гагарин, веселый ты парень,
В честь тебя назовем мы сыночка, клянусь.
Если только с качелей не рухнем мы парой,
Если только о Землю я не разобьюсь.

Впрочем, что говорить о плохом, об апреле
Пой, пляши, говори и пиши краской лет.
Мы с тобою любовь сохранили, сумели.
И за дочкою сын зашагает вослед.

Предположим, что карты планеты лгут —
И осталось не мало пробелов в них —
Я тот час проложу по прямой маршрут —
Разложу путь к тебе на часы и дни.
Ну а ты мне навстречу проложишь путь,
И покажется мигом десятки лет,
И покажется вечностью миг, ничуть
Не меняя единый на все ответ, —
Что разрывов – пробелов не может быть
Между сердцем и сердцем любви, родной,
Что нельзя не чувствовать, не любить,
Если оба горите мечтой одной.
И вот-вот – и объятий раскрыт цветок,
И на карте уже не осталось мест —
Где бы ни был наш остров, наш Эверест,
И не брошен наш якорь хоть на часок.
Ведь планета уже создана для нас,
И осталось Вселенную покорить,
А она уже светится прям из глаз —
И о чем-то прекрасном нам говорит.

Азбука Морзе – дождь по карнизам.
Ягодным морсом проблеск зари.
Запахом вишен воздух пронизан.
Мир этот – сердцем бьется внутри

Тела Вселенной, Бог в каждой клетке.
Век – метрономом стучит в тишине.
Просто дремлю в этот час на кушетке,
Чувствуя, – дышит планета во мне.

Ты создавай меня сама – ночь, за переходами метро – мрак,
За переходами в нутро – дочь, за тем засоренным двором – маг,
За этой выцветшей травой – твердь, а я твержу, что ничего нет,
Кроме любви да и семьи – дверь – а что – за нею – триллион лет.

Касался плеч печальных Саломеи
Тревожный клен в осенней тишине,
Какое-то подобие скамеек,
Какое-то подобие аллеи,
Сумеем ли?.. кварталов… и на дне
Фонтанов – мелочёвка и окурки,
Какое-то подобие вокруг,
И солнечные апельсинов шкурки,
И замкнутый – Сансары что ли? – круг.
Кармическая линия тревоги,
Какие-то холодные, но боги,
А Бог – в конце намеченной дороги,
Но той дороги карты не нужны.
Какое-то подобие… и сны.
И кто она? Не Артемида-дева,
А Саломея в мраморе – во сне,
Ей снится… Впрочем, неизвестно мне,
Да и кому какое в сути дело,
Что снится в эту осень королеве.
Что снится в этих парках и садах,
На тротуарах – фонарям и урнам…
По-прежнему движение Сатурна
Так гармонично-точно в тех мирах.
А здесь – не поминайте, не зовите, —
Сегодня я не я, а просто зритель,
Я в пустоте – наедине со сном, —
Так Лермонтов, – не раб, не повелитель, —
На равных разговаривал с сосной.

О внутренней молитве только ветка
Березы за окошком – шелестит,
Мне детство снится, дом мой снится – редко,
И в этом доме свет в окне горит.

И дед плетет корзину для кладовки,
И бабушка в чай подливает мед,
И на стене в сенях висит винтовка,
Охотничья винтовка – круглый год.

И в том углу, где календарь и книги,
На треугольной полке угловой
Стоит икона. И свеча, и блики
От маленькой лампадки – свет живой.

И знаю, что бы ни было за дверью —
И вьюжная зима моих широт,
И звери, и враги людей, безверье, —
Любое лихо лик тот отведет.

И внутренней молитвы незаметной
Творит узоры в мыслях сердца дед,
И бабушка поет ему ответно,
И довершает за моленьем плед.

И за окном – века такое было —
Все бродит лихо, ворохом, трухой
Кружится над землей, а в сердце тихо,
А в сердце сила Божья и покой.

И эта безмятежность, этот стержень
И этот голос внутренний, родной
Над этой вьюгой, как спасенье, снежной,
Над этой бесконечной белизной.

И черных бурь-ночей не знают грезы,
И память восстает во тьме стеной,
И дом из детства, и святые слезы —
В час внутренней молитвы вы со мной.

И как любовь, – она во мне навеки,
За все, – за то, что есть и что придет,
За доброе спасенье человеков , —
Как истина и ангела полет.

О внутренней молитве до рассвета
В глубь сердца посылай свои слова.
Мне снился домик детства, – полон света,
И жив мой дед, и бабушка жива.

И поутру – уже в иной квартире,
С любовью ныне, с новым днем судьбы, —
Я ощущаю Бога в этом мире,
Еще сильней, – и слышу зов трубы.

И вижу луч сквозь стекла зазеркалий,
Сквозь все потери, и успех, и сны, —
К Тебе мы обратились и взалкали,
И Ты нам подарил цветы весны.

И Ты нас научил поверить в чудо,
Спастись молитвой внутренней во тьме, —
И знание – что все мы не отсюда
И смерти нет, и все века – в уме.

Вылетаю из общей охапки,
вечность – шапка, изнанка – миры.
Вылетаю из йоги, из хатхи,
Из Сансары, из тьмы, из игры.

Вылетаю из общего русла,
Или таю, как снег по весне,
Из гнезда, из мейнстрима искусства,
чтоб влиять на погоду извне.

Испарением капельки льдины,
Исправляя систему земли,
вместе с милым – куском свежей глины,
лепестком на дорожной пыли.

И с парением к новым пространствам,
Ощущая, что вылет – как взлёт —
мы влетаем в Божественный транспорт —
чтоб на нем продолжать путь вперёд.

Я лечу – во сне – над избами и долами,
И над шпалами ржавеющих дорог,
Родина – как много нам с тобою наколдовано,
средь твоих колдобин, стоптанных сапог.

Родина, как много нам с тобой завещано,
Как давно загадано, или суждено,
Смотришь недоверчиво с хитрецой помещичьей
На меня прохожую сквозь души стекло.

То-то и оно – мне быть – каликой захожею,
Странницей-скиталицей – сколько нас таких…
Богомолок ищущих кров и пищу Божию,
Тех, кому состариться – значит – в дураки.

Значит – проюродствовать , на углах посвистывать,
Да кричать и плакаться, землю целовать,
Да смотреть, как ты теперь, ласково да пристально
В душу, как в туманную водяную гладь.