Наталья Шахназарова - Я дарую тебе Свет. Стихософия

У Бога нет последнего пути,
За каждым лесом видится равнина,
И путь ее от тына и до тына
Кривой, прямой, стоит или кренится,
Мечту, как птицу, пред собой пусти,
Она скорее с веткой возвратится.

Быть может, легче вспомнить у черты,
Как лучик солнца к вам стучал сиренью,
И как по комнате мелькали тенью
Приветы детства, как его цветы.

У Бога нет последнего пути,
Вновь за чертой проложится тропинка,
Сними давно истертые ботинки
И за мечтой своею полети.

Как странник Ты бродишь по нашей земле,
Не понят, не признан, не узнан,
Какого-то лагеря узник, —
С терновым венцом на челе.

По ризе Твоей в звездах ночи поймут,
И те, кто о Боге не помнят,
Что Ты пребывал не единожды тут, —
Не признан, не узнан, не понят.

Уже ничего не исправить! —
Ушедшим вослед говорят!
Так хочется править и править,
Пока тебя боготворят.
Земному владыке известно,
Что в песнях народа ты жив,
Не важно – какое там место
Иль прозвище ты заслужил.
Как жалко, что время уходит,
Природа мудрее владык.
Как жалко, что в нашей природе
Пред Вечностью трусит язык.
Не сказанных слов звездопады,
Уже не обнять, не вернуть.
Прошу тебя, Боже, из ада
Всю вытащить нашу страну.
Прости и родных, и далёких,
Владык, прокаженных, иных…
Наследников звёзд одиноких
За то, что Ты умер за них!!!

Кто-то стучит: – Заходи! – Посидим!

Я помню детство, дедушку Степана,
И с луга клевер в кадках – на телегу,
Набитые смородиной карманы,
В ночной прохладе одеяла негу,
Я помню пробуждение средь ночи,
И звездный дождь за крышами соседей.
Я помню даже мысли, между прочим,
О том, что время будет – я уеду.
И я не знала – как это – без деда,
Без чердака, где книги и портреты.
Без вязаного клетчатого пледа,
Без бабушкиной фирменной котлеты,
Без башмаков плетеных, без рубашки,
Пропитанной зеленкой и клубникой,
Без этой – самой искренней Наташки,
Что говорить с деревьями привыкла.
Что в час, когда уснули все в округе,
Бежала в сад, послушать « соловейку »,
И дедушка внезапно в роли друга —
Ей приносил – накинуть – телогрейку.
Затем она сидела у печурки,
И терла о ладонь ладонь над паром,
И травяным ее поил отваром
Дед и бросал в огонь окурки,
Следя за тем, чтоб не было пожара.
И мне казалось – там – за темным лесом —
Живут из сказок великан и леший,
И где-то кто-то – ради интереса —
Идет сквозь чащу одиноко, пешим.
Идет и песню напевает, может,
Что дед напел заместо колыбельной.
Тот путник, верно, – он – посланник Божий,
И он придет, быть может, на неделе.
Он постучится ночью в окна комнат,
И позовет постранствовать по миру.
И вот тогда его, конечно, вспомнят,
Или не вспомнят? – Кто он – этот сирый?..
Но что же делать, если детство знало
Ту доброту святую о всем сущем,
Ну, а потом куда-то подевало —
И наказало – поискать – живущим.
Дед говорил о многом, и о важном,
Всего не вспомнить, только ощутить,
И я писала – в каждом жесте, в каждом
Мгновенье – вечно – в память уловить
Его черты, его миропознанье ,
Но я познала мир уже сама…
Не познаваемый – и вечный – и слова…
доступные и нет – всепониманью …
Мне снится – я корпею над трудами —
Я – как и раньше – много успеваю —
Но где-то там, за темными лесами —
Моя земля из детства оживает.
И там, и тут – я обретаю знанье ,
Призвание, признание, любовь
Единственного, там – как в ожиданьи ,
А здесь – как данность, бесконечно вновь,
И вечно. Ну, а там – почти, как здесь же.
Там только то, к чему всегда стремлюсь,
Откуда я ушла, куда вернусь,
Уже с супругом, и такой, как прежде.