Зоя Криминская - Наш Степан Сергеевич

Соседский мальчик Дима подходит к ограде. У нас сетка-рабица, и виден он хорошо. С другой стороны к нему подбегает Стёпа.

– Дима! – радостно кричит он, – Дима! Как тебя зовут?

– Дима, – серьезно отвечает тот.

Они бегают вдоль забора и смеются. Наконец, Стёпа устаёт и останавливается:

– Дима, – снова говорит он, – Дима, как тебя зовут?

– Дима, – следует невозмутимый ответ.

Стёпа нашёл червяка, зажал в руке, принёс мне. Я должна была восхититься червяком. Я восхитилась. Потом пришлось подержать его в руке. Я подержала, но созналась, что не очень люблю червяков.

– Соня любит, – решил Стёпа.

– Навряд ли.

– Нет, Соня мне говорила, что очень сильно любит червяков.

Оставим это сомнительное утверждение на совести Степана.

– Я съем червяка.

– Нет, ни в коем случае. Нельзя есть такую гадость.

– А почему?

– Он грязный, ты его в земле нашёл.

– Тогда ты съешь. Помой и съешь.

– Я не люблю червяков.

– Тогда я Раде отдам.

– Хорошо, Рада пусть ест.

Гуляли по садовому товариществу, Стёпа нашёл красную пластмассовую трубочку, похожую на трубку из шариковой ручки, в которую заливается паста. Несмотря на мои протесты, взял её с собой.

На дороге лужи, их приходится обходить.

– Почему здесь лужи маленькие, а там были большие?

– Там почва неровная, здесь лучше.

Стёпа подносит найденную трубку ко рту, и наклонятся над лужей. Такое впечатление, что он хочет в неё подуть.

– Ай-яй, – кричу я. – Нельзя грязную трубку в рот совать!!!

– А она грязная?

– Да, ты же её на дороге нашёл.

– Я приду, её на стол положу.

– Нельзя находить всякую дрянь на дороге и класть на чистый стол.

Идём дальше. Стёпа смотрит на лужи.

– А Рада из них пила.

– Рада собака, ей можно.

– Я ей трубочку дал, она из трубочки пила.

Господи, что только не выдумает человек, когда ему три с половиной года!

Степан залез на яблоню. Ухватился за тонкую иссохшую ветку, она стала ломаться, он – вопить на весь участок от страха.

Я прибежала на звук: внук высоко, не достаю даже до кроссовок, прилепился к стволу, уцепился правой ручонкой за сухой ломкий сук, чувствует, как он трещит, и плачет:

– Ой, боюсь, ой, боюсь.

Я боюсь вместе с ним: если начнёт падать, то пока долетит до меня, весь издерется о сухие ветки, и не факт, что я его поймаю. Земля в саду, правда, мягкая, покрыта травой, и это утешает.

– Держись за ствол, за ствол держись, – командую я, оглядывая дерево и обдумывая его путь наверх. Как-то он туда залез, значит, и слезть можно.

Внук обнял шершавый ствол, прижался к нему, перестал выть от страха.

– Ногу тяни вниз, ещё вниз, направо, ещё тяни.

Маленькая нога с задранной штаниной медленно сползла до развилки дерева, укрепилась там. Мальчишка перенес на неё тяжесть тела, высвободил вторую ногу и ухватился руками за толстый сук, расположенный ниже.

Вторая нога стала спускаться, скользить по стволу, достигла моих поднятых рук, и уже не ища опоры, внук мешко́м свалился мне на руки. Я поймала, поставила на землю.

Стёпа подергал руками и ногами, проверяя, всё ли в порядке, и ухватился за яблоню, чтобы повторить восхождение, вернее, вползание на её макушку.

Достигнутый в первый раз результат, видимо, не удовлетворил его. Я разозлилась: даже и спасибо не услышала за спасение, и он снова за старое.

– Если ещё хоть раз полезешь на эту яблоню, я наподдаю тебе хороших.

Мой американский внук задумался. Угрозу он слышал в интонации, но чёткий смысл слов был ему неясен. Ребёнок уточнил:

– Ты нашлёпать меня хочешь?

– Да, именно так. Я хочу тебя нашлёпать.

– А почемууууу… – заплакал так, как будто уже получил.

– Чтобы не лазал на деревья, с которых сам слезть не можешь.

– А почему…?

– Вот только попробуй, тогда всё и узнаешь, почему.

Я ушла. Направилась в сарай, к холодильнику, чтобы поставить суп варить. Я туда и шла, когда услышала крики о помощи.

Я взяла кастрюлю, вынула из пакета разморозившееся мясо, но поместить его в ёмкость не успела, снова раздался плач. Я пошла на голос, он доносился из самого угла сада, где стояла старая вишня. Внук сидел невысоко, на наклонном стволе, обхватив его руками и ногами, и плакал.

– В чём дело?

– А почему я не могу на это дерево залезть?

– Потому что на нём веток внизу нет.

– А почему нет?

Я отвернулась и ушла. Направилась к холодильнику.

Если ответить ему, потому что не выросли, он спросит, почему не выросли, и пойдёт сказка про белого бычка, а мне суп варить нужно.

Стёпа и Рада

Какие мыслишки копошатся в маленькой голове, представить трудно.

Ты выбрал Раду сначала в подружки, и это мне было понятно. С собакой интереснее играть, чем с взрослыми людьми, она одного роста, даже чуть ниже, зря не лает и не выдвигает кучу требований, типа умойся, обуйся и почисти зубы. Собаке совершенно всё равно, умывался ты утром или нет, чистил ли зубы, босые у тебя ноги или в носках и кроссовках.

Ты сидел рядом, залезал на Раду и в её будку. Но потом ты решил податься в щенки, стать Радиным сынком. Наверное, тебе казалось, что ей одиноко среди людей, или считал, что у собаки должны быть детки, и вот ты, оторванный от своей матери, решил заменить её собачьей. Сидел на четвереньках рядом с псиной, высунув язык, и дышал часто, часто, как дышат собаки. Передвигаться пытался на четвереньках, оцарапывая коленки о жёсткую траву и песок, но скорость твоя при таком способе передвижения была мала, ты и на ногах не успевал за нашей стремительной собакой, и, в конце концов, ты вскакивал, переходя на более удобное и привычное для человека двуногое передвижение.

Еду поглощать ты пытался без использования рук, слизывая кашу с тарелки и лакая молоко. К счастью, аппетит у тебя был хороший, и ты не мог таким образом насытиться. Да и я сказала строго:

– Если бы у собаки были руки, она бы ела как мы, поняла бы, что это удобнее. Она бы поняла, а тебе, человечку, не втолкуешь.

Ты сдался, есть стал, как обычно. Настырности в тебе не было.

Ты проводил возле будки целые дни, и, в конце концов, собака сделала то, что делала, когда у неё было 10 щенков, – сбежала. Подлезла под рабицу на соседский участок, и легла там. Пролезла она по-пластунски, рискуя оцарапаться об острые края рабицы, а ты проделать это не мог, просто силёнок не хватало.

Ты сидел рядом на нашей стороне и скулил от огорчения, звал Раду к себе, но она лежала, как глухая, не обращая на тебя никакого внимания, но и далеко не уходила, видимо, считала необходимым присматривать за тобой.

Когда я вошла в сад, ты стал жаловаться мне на собаку.