Александр Брыксенков - Красная омега. Часть первая. Таёжная жуть

Данный факт мало кого всколыхнул, так как дело происходило в самом начале 90-х, когда наш паровоз, сойдя с рельс коммунистического строительства, ошалело молотил по шпалам в радостное рыночное будущее. Вагоны яростно дергалиcя. Пассажиров трясло и жестко бросало из стороны в сторону. Тем не менее, главный Кочегар все подбрасывал и подбрасывал уголек в паровозную топку. Он был настолько убежден в способности локомотива самостоятельно вскочить на правильные рельсы и уверенно почухать в страну кисельных берегов, что публично пообещал лечь под поезд, если этого не случиться в ближайшее время. Однако, не лег… Трепло!.. Хотя, что взять с бухарика?

Как ни странно, но такая суматошная тряска многим была наруку. По всей стране, даже вроде бы порядочные люди, не говоря уже о ловкачах и пройдохах, стали азартно и открыто заниматься приватизательством и надувательством, осуществлением финансовых планов и пирамидальных обманов, то есть, стали заниматься всем тем, что еще совсем недавно презрительно-настороженно называлось спекуляцией, извлечением нетрудовых доходов, незаконными валютными операциями и жестко каралось по всей справедливости гуманного советского Закона.

Деревня, где располагалась Димина недвижимость, носила необычное наименование Кам а ры, с ударением на втором а . У нас в стране много известных и даже знаменитых поселений. В пространственном промежутке между деревней Столбово под Тихвином, где был подписан в 1617 году мир со Швецией, и сибирским Шушенским, местом охотничьих развлечений В.И.Ленина, можно насчитать до сотни деревень, сел, станиц, названия которых о многом говорят просвещенной публике. Но наши Камары, к сожалению, в эту сотню не входят. В них ничего исторического не подписывалось, никто из великих мира сего их не посещал и, даже, легендарные советские полководцы, которые любили рождаться в сельской местности, появились на свет в других деревнях.

Итак, к данному моменту Камары в числе известных деревень не значатся, и широким массам о них ничего не известно. А, жаль! Потому, что это такое удивительное место, какого нет во всем Северо-Западном крае. Недаром один, безусловно, талантливый камарец, влюбленный в безмятежный мир Камар, поднапрягся и, преодолев вершину местной частушечной поэтики:

«Дед посеял десятину,

Хер повесил на осину…»

выдал следующие вирши:

«За розовой далью, в лесу у Черной речки

В черемухах тонет уютный уголок.

Живут там камарцы свободно и беспечно

Вдали от начальства и от больших дорог…»

Вирши понравились камарцам и они стали распевать их на мотив шлягера «За розовым морем». Вскоре эта попевка была объявлена песней-гимном Камар. Раз есть гимн, решили камарцы, то должны быть и геральдические атрибуты государственности. Мужчины, очевидно от нечего делть, срочно приступили к сочинению камарского герба.

Ель с белочкой, как символ Камар, была сходу отвергнута из-за наивности сюжета. Морду медведя тоже на одобрили: слишком серьезно. Было еще несколько предложений, но все они не прошли. Долго бы парились камарцы, не вступи в дело Александр Иванович, один из уважаемых камарских граждан. Он-то, в отличие от прочих, немного разбирался в геральлике. Он-то хорошо знал, что геральдика – дисциплина строгая, там тяп-ляп не пройдет. В семидесятые годы этот солидный джентльмен имел некую, вроде бы мальчишескую, слабость. Он собирал значки с изображениями как старых, так и новых гербов российских городов. Но это была не слабость: Александр Иванович проводил сравнительный анализ новодельных и старинных геральдических знаков.

В те годы было модно придумывать, в пренебрежение к старым гербам, новые городские эмблемы. От незнания темы сочинители считали, что герб – то очень просто, а получалась ерунда. Проистекала эта ерунда не только из-за гербоведческой безграмотности составителей гербов. Невыразительность и однообразие гербовых рисунков в большей степени обусловливалось идеологической зашоренностью авторов. Если в городских гербах царского производства в качестве гербовых фигур использовалась масса разнообразных предметов, растений, живых и фантастических существ, то в большинстве новых гербов основными элементами становились колос и шестерня. Были варианты: если в городе воняло чем-либо химическим, в герб вводилась реторта, если город стоял у моря, то – якорь или корабль. Такая простота потешала нашего собирателя значков, так как он уже прочитал книжку «Геральдика и сфрагистика», и поэтому немного разбирался в правилах составления гербов.

И потешала его не шестерня, как таковая. Он знал, что геральдика не гнушалась и не гнушается знаками, символизирующими труд. Например, та же шестерня в виде большого, зубчатого колеса с пятью спицами является одним из основных элементов государственного герба Италии. В гербах некоторых государств иногда присутствуют и иные производственные эмблемы, но все они индивидуальны. У нас же как запустили шестеренку, так по всем городам. Нехорошо это!

«Конечно, Камарам-то разные промышленные атрибуты не к лицу, – подумал наш знаток геральдики. – Здесь нужно больший упор делать не на серпы и шестерни, а на фауну и флору. И подходить к этому вопросу следует с иронией».

С подачи Александра Ивановича в качестве геральдического животного безоговорочно был принят комар, как самое кровожадное существо камарской фауны. Его снабдили второй головой и поместили на щите травчатого цвета. Такое забавное изображение не являлось пародийным повторением царского орла. Это была всего лишь фиксация аномальной камарской реальности, в которой часто встречались и растения, и животные со странными отклонениями от нормы, в том числе и комары о двух головах. Некоторые камарцы, для оттенения местных нравов, предлагали изобразить символическое насекомое на фоне резного листа хмеля, но это предложение было отвергнуто: герб должен быть лаконичным и выразительным, кроме того, лист хмеля легко спутать с кленовым листом.

В своих шести тонких лапках двуглавый комар цепко держал крупную клюквину. На данном фрукте составители герба остановились потому, что он был очень распространен в этой болотистой местности и служил источником дополнительного дохода как для камарцев, так и для жителей соседних населенных пунктов.

Когда начинался клюквенный сезон, деревни пустели: все жители ковшиками, мисками, специальными совками с зубьями в передней части шустро гребли на болотах клюкву. Нагребали так много, что иногда весь сбор было не унести. В этом случае удачливые сборщики зарывали часть клюквы в мох и забирали её второй ходкой. Наиболее алчные старатели начинали брать клюкву еще белобочкой в надежде, что она покраснеет. Если же ягода не желала краснеть, её подкрашивали в слабом растворе марганцовки. Собранную клюкву местные жители мешками продавали заготовителям.