Елизавета Клейн - Зимнее сообщение

Жизнь стала тише забытого склепа.
Окна черны, как пустые колодцы.
Снилось, как падали торпедоносцы,
И поднимались они выше неба,
Лишь миновав заводские ворота.
Где-то шуршало тревожное море.
Обожествляя внезапное горе,
Ветер гудел, словно плачущий кто-то.
Ты так хотел дотянуться до света.
А впереди простилались равнины.
На берегу было множество тины.
Словно какая-то злая примета,
Шли корабли с боевым такелажем
Сквозь беспокойные водные мили.
Мнилось, как будто они говорили:
«Мы ничего никому не расскажем».
Кто я теперь в этом призрачном мире,
Несправедливом, опасном, жестоком?
Снилось, как дождь ударял по дорогам
И растворялся в печальном эфире.
И, постоянно мерцающий рядом,
Свет, для которого ты чужероден,
Таял во мраке глухих подворотен.
Пули летели отчаянным градом.
Синий туман, застилающий очи,
Словно стирал полосу горизонта.
На протяжённость военного фронта
Пала вуаль зачарованной ночи.
Небо казалось ещё грандиозней,
Нежели то, каковым оно было.
В млечном пути колыхались светила
Над эпицентром безжалостных розней.

Развейся серым дымом в эту ночь.
В камине догорел истлевший хворост.
Я чувствую, как сердце рвётся прочь,
Спокойно заходя в случайный поезд,
Помчавшийся неистовой стрелой
Сквозь чёрное пространство коридора.
Из сердца вон, когда из глаз долой.
На взгорьях расцветает мандрагора.
Сквозь тучу проявляется луна,
Имеющая твой печальный образ.
Зловеще-колдовская тишина
Хоронит отчуждающийся голос.
И кружат озорные светляки,
Как будто многочисленные свечи.
Мы стали бесконечно далеки.
А может, не бывало нашей встречи.
Возможно, это был всего лишь сон,
Усталость, лихорадка или кома.
Звучавшее когда-то в унисон,
Отныне совершенно незнакомо.
Бежав, по сути, только от себя,
Я знаю, что уже не отогреться.
Растрёпанные пряди теребя,
Злой ветер остудил больное сердце.
Глаза опеленала пустота
Холодная, как снег, летящий с неба,
Сырая, как бетонная плита
Уже полуразрушенного склепа.

Мой мир уничтожен внезапным порывом
Печального ветра, проникшего в душу.
Ты молча стоишь над бездонным обрывом,
А сердце отчаянно рвётся наружу.
Ты больше не можешь лететь над долами.
Неистовый холод сковал твои крылья.
И ночь, восхвалённая колоколами,
Накрыла разрушенный мир, как мантилья.
В роскошном пространстве земного оплота
Гуляют разбитые холодом грёзы.
На тёмном краю платяного комода
Томятся покрытые инеем розы.
Зачем же душа так стремилась к покою,
Поддавшись наветам бездумного страха,
Отнявшего счастье костлявой рукою?
Теперь он – моя одинокая плаха,
Теперь он – моя опустевшая келья,
Обитель тоски, не имеющей граней.
Я вижу себя у лесного ущелья
Глазами болезненных воспоминаний.
Я вижу карету, летящую к югу.
И слышу, как ветер становится злее.
Душа принимает жестокую вьюгу,
Которая кружит внутри мавзолея,
Где надо сидеть коронованной дамой
На троне из мраморно-белого злата,
Лелея мечту, воплощённую драмой.
За всё на Земле полагается плата.
Над сумрачным замком сгущаются тучи.
Я вижу тебя в пелене урагана
На самой вершине взмывающей кручи.
В душе кровоточит горящая рана.
Мы были разбиты бесстрастной судьбою.
Ожившее сердце останется мудрым,
Когда, наконец-то, я буду с тобою.
Разрушенный мир овевается утром.
Сквозь дым облаков проливается млечность
Небесного света, который безбрежен.
У нас впереди только светлая вечность.
Над нежными кронами спелых черешен
Звенит вдохновенная песнь свиристели.
И нас, до безумия неразделимых,
Покинувших бал беспощадной метели,
Венчает лазурь в заревых переливах.

Там, за ущельем – свобода.
Там, за ущельем – мечта.
Льюсь из-под каменных сводов…
Жизнь – водопад. Я – вода.

Больно – на камни, об камни.
Проще бы – тихой рекой…
Некогда плакать. Пора мне!
Для слабаков покой.

С комом в горле и камнем в душе,
И в массивных тугих оковах…
Я ищу свой рай в шалаше,
По земле скитаясь без крова.

Всё на что-то надеюсь, жду,
Горизонт растирая взглядом…
Я рисую свою мечту,
Тихо верю, что счастье рядом.

Только сердце меня зовёт
Не желать ничего земного.
Это временно. Всё пройдёт.
Вечны только Любовь и Слово.

Я когда-то имела с окнами и дверями большой дом,
С зелёными балконами, соседями, живущими в нём,
Там за каждой стеной гремели кастрюли и пахло борщом,
А каждый этаж был пропитан скандалами, и был разгром.

Там я танцевала в комнате, возле закрытого шторами окна,
Включая телевизор, слушала, как играет гитара, одна струна,
Смотря в отражение в шкафу, представляла балериной себя,
Стройной, грациозной, покорившей харизмой многие сердца.

Ещё я играла с ребятами на широкой площадке в «квадрат»:
Четыре равные части прямоугольника и в каждом углу игрок,
Почти не касаясь земли, каждый подавал мяч, ну, кто как мог,
И до вечера пинались друг с другом, пока коленки не задрожат.

В этом дворе все влюблялись, иногда мне казалось, что наугад,
Девчонки курили, мальчишек пленяли их легкомысленные слова,
Я же – белая ворона – не плела интриг, часто стояла в стороне одна,
И каждую ночь на небе рисовала свою жизнь, пока шёл звездопад.

Попивая чай на балконе, смотрела на огни проезжавших машин,
Как от света прожекторов на стадионе у кошки сверкали глаза,
А вдали заманчиво мигала реклама старых магазинных витрин,
И кучку пьяных мужчин на остановке куда-то манила луна.

А теперь на этой улице хочется перевернуть дом вверх дном,
Здесь слушают рок, и правит серая молодёжь, ни одного старика,
Меня там больше нет, место детства превратилось в притон,
Меж подъездами в подвалах началась наркотическая война.

Раньше за каждой стеной гремели кастрюли и готовили борщ,
Люди были живыми, зато дому от силы жить несколько дней,
Над головой плывут тучи, и постоянно льёт кислотный дождь,
На крышах воет ветер, а на деревьях уже не поёт соловей.

Я там уже не живу, но от этого не становится на душе теплей,
В моей голове: «чем я могу им помочь?», а по телу дрожь,
Неужели на этом конец? – яЯ растеряла здесь лучших друзей,
В лучах последнего заката не угасает сердца боль…