Елизавета Клейн - Зимнее сообщение

А знаешь, как это больно —
Ступать по острым осколкам.
Мечта, что забыта тобою,
Разбилась… Ты видишь, их сколько?

А знаешь, как сердце тоскует,
По нежным твоим признаниям?
Как тягостно ждёт и ревнует,
Привыкло оно к страданиям…

Ты знаешь, я комом в горле
Любовь ощущаю Такую…
Что боль моя – капля в море,
Когда твои руки целую.

Явился рыцарь благородный
В драконье логово с утра
Для битвы с ящером негодным,
Что дев похитил без числа.

Вскричал воитель: «Мерзкий ящер!
Пришёл я выручить принцесс,
Спасти от плена! Меч разящий
С тебя собьёт, ворюга, спесь!»

Не думай, что удастся скрыться
В могильном холоде пещер.
Яви свой лик, мы будем биться!
Так выходи же, подлый зверь!»

Вослед дополнил речь воитель,
Взмахнув для верности мечом:
«Дракон, я жду тебя, вредитель,
В конце- концов, будь мужиком!»

В пещере вдруг раздался грохот,
И заполошный женский визг,
Потом дракона нервный хохот,
Такой, что камни затряслись.

«Ты звал меня, о славный рыцарь?
Теперь стремглав беги, глупец!» —
Дракон ответил, и зарница
Тьму разогнала наконец.

Свивая нервно тело в кольца,
Явил дракон уставший лик
И, крылья опустив безвольно,
Издал печально тихий рык:

«Знай, рыцарь, я не похититель,
Уж сам который год в плену.
Принцесс не крал. В мою обитель
Пришли девицы по добру

В надежде здесь найти свободу
От воли царственных отцов,
Что замуж гонят лишь в угоду
Своих бездонных сундуков.

Теперь же нет на них управы,
В пещере царствуют они.
Ты не гляди, что худощавы —
Забьют без лишней болтовни».

Тут из пещеры крик донёсся:
«Дракоша, милый, суп готов!
Иди в пещеру, не морозься,
Мы ждём, гони своих дружков.».

Подумал рыцарь: «Вот засада!
Я шёл сюда спасти принцесс,
А эти девы без пощады
Дракона мучают, как бес!»

«Беги, глупец, пока не поздно!» —
Чуть слышно ящер прорычал.
Вздохнув, добавил: «Я серьёзно!
Иди уж! Будет же скандал!»

Понуро ящер вполз в пещеру,
Печально крылья волоча.
«Где шлялся? Где твои манеры?!» —
Разнёсся гомон, грохоча.

Решил тут рыцарь: «Ну, их к чеёрту!
Всех этих взбалмошных принцесс!»
И прочь ушёл походкой твёрдой,
Клинок сжимая за эфес…

Знаешь, всегда поначалу – восторг до слёз.
До истощения: можешь не есть, не пить.
Каждое слово и каждый кивок – насквозь,
Сутками вместе, без сна, и откуда прыть.

Позже ты знаешь привычки, мечты, и вот:
Скука заглянет впервые, потом – ещё,
Первый звоночек: «смотри, отрастишь живот»,
Дальше – ночами не так уж и горячо.

Время идёт. Начинается нервный тик —
Так, всё должно быть так, но совсем не так.
Взгляд не искрится, не пишется больше стих.
Дом – да и тот в апатии, в нём бардак.

Всё остывает: и ужин, и страсть, и ты.
Кажется, даже снег из-за нас продрог.
Всё позабыто: привычки, восторг, мечты.
Память рачительно каждый хранит упрёк.

Здесь пепелище. Не вырастет и сорняк.
Ведьм и сжигают за то, что они горят.
В моде у рыцарей, как и всегда, броня:
Из равнодушия прочный стальной наряд.

Холод на душе. Холодно душе.
Кутается в плед, но всё напрасно.
С птицами сентябрь пролетел уже —
Я в окно глядела безучастно…

Подмигнул маяк где-то вдалеке,
Видно, ему тоже одиноко…
Деспот-осень правит в этом городке,
Наряжаясь в золото барокко.

Я хочу, как и все, встретить счастье своё,
Без него я встречаю закаты, рассветы,
В ожидании счастья все дни напролёт
Одиноко гуляю по улочкам где-то.

Может быть, на одном перекрёстке судьбы
Затерялось оно и, наверно, скучает,
И не слышит души опустевшей мольбы,
Одиноко, как я, все рассветы встречает.

Расставлены капканы повсеместно,
И лишь бы не попасться… наугад…
Все любят разговоры с частью лести,
А я же… я несу всё невпопад.

Разломлены на части чьи-то души,
Растерзаны сердца чужих людей,
Все думают: не слышать будет лучше,
Не чувствовать – так правильней, умней.

Поставлены на души блокировки,
И тысячи личин примерило лицо,
Не хватит миллионной и сноровки
Предугадать всех встречных подлецов!

В тени
Втяни
Воздух смелее,
В тени
Спрячься усердно,
Ведь скопищем хищных созвездий
Разрезано сердце Вселенной.
На нас
Капает небо.
Запас
Слов исчерпаем.
Рассвета крикливая стая
Ночь медленно пьёт, исчезая.
Без сна
Прожигаем неделю,
И бездна
Нам в спины смеётся.
Дельфинии гибкие клины
В морях твоего беспокойства.
В морях моего безрассудства…
Втяни же,
дыши напоследок!
Со светом
уменьшится чувство
До угольных точек горелых.

У вас бывало так, что струны рвутся,
От переборов долгих уставая?
И слёзы на гитару сами льются,
Предательски, как вы бы ни скрывали?
Бывало ли у вас: на самом вдохе
Как будто воздух ваш давно исчерпан?
Как будто вы вдыхаете эпохи,
Но век ваш ограничен, путь – начертан?
Случалось с вами: – выйдете за хлебом,
И, голубям отдав его, вернётесь?
В груди такое чувство – выше неба…
Но завтра вы голодными проснётесь.
Бывало, честно? И со мной бывало.
И сколько раз ещё такое будет.
И я, и вы, мы повторим сначала
Ошибки или кармы наших судеб.

Мыслями сверну за поворот.
Вечереет, холодно становится.
Нет, меня уже никто не ждёт,
Не встречает радостно, как водится.
Я пройду по улице тайком,
Чтобы фонари не заподозрили.
Посильней укутаюсь платком
От ветров, сквозящих этой осенью.
Выйду я за хутор, где карьер,
Где шумит отцветшая смородина,
Где дубовой статью старовер
Высится в божественном угодии.
Я взойду на первый косогор,
Надышусь полынным горьким воздухом.
Почему так тянет до сих пор
Там бродить, вооружившись посохом?
Почему я так хочу туда,
Где моё в сырой земле и памяти?
От чего же мысли как вода
Или как цыганка та, у паперти?
Жадно просит, клянчит, пристаёт.
Хочет не куска, не подаяния.
Просит вновь свернуть за поворот
И дослушать молча песнь прощания.