Сергей Яковлев - Советник на зиму. Роман

Он уже стоял на парадном крыльце и тянул руку к двери, когда та с треском распахнулась от пинка, едва не стукнув его по лбу, и наружу вывалился, негромко чертыхаясь, массивный человек с голой матово сверкавшей под фонарем головой.

Это был Щупатый.

– Что, со вчерашнего дня дежуришь? – неприязненно бросил он, увидев Несговорова.

– Колледж разрушен, – пробормотал Несговоров от неожиданности. – Твоя лавка завалена мебелью…

– Вот как? – издевался Щупатый. – А ты здесь, конечно, только для того, чтобы рассказать мне об этом?

– Вообще-то я шел к Асмолевскому, – ответил Несговоров, немного придя в себя и взявшись за ручку двери.

– Ты куда? Стой! – Щупатый испуганно схватил его за рукав. – К нему нельзя, он… отдыхает.

– Ты его видел?

– Хм! – произнес Щупатый. – Лучше б мне его не видеть.

– В городе ходят слухи, что на Асмолевского совершено покушение…

– Ну, конечно. Он совсем маленький мальчик. Нехороший дядя снасильничал.

Щупатый опустил голову и нервно ковырял снег носком сапога.

– Так он в порядке? – с нажимом спросил Несговоров.

– Слушай, хватит! Если тебе поручили шпионить, иди и доноси. Только не надо вот этого… Не надо из меня жилы тянуть!

Щупатый круто повернулся и пропал в сумеречной мгле.

После его ухода Несговоров раздумал подниматься в квартиру. Вконец замороченный, он поплелся к трамвайной остановке, но тут мозги его точно ошпарило: ведь он был не единственным художником из колледжа, побывавшим у Асмолевского! Щупатый тоже художник (по крайней мере, имеет диплом) и тоже из колледжа! И более того: владеет в колледже складским помещением, где может хранить все что вздумается! К тому же именно он был официально приглашен к Асмолевскому, внесен, наверное, в какие-то списки, а Несговоров оказался там совершенно случайно. Щупатый служил разгадкой этой истории от начала до конца. И как иначе объяснить его странное поведение вчера, когда он прятался от уходящих гостей и напускал туману про какие-то особые отношения? А сегодняшний срыв, весь этот бред, который он нес?..

Он боится доноса! Это он покушался на Асмолевского. Вчера? И того увезли в больницу? А теперь Щупатый, подобно герою Достоевского, не утерпел и пришел поглазеть на место преступления, так, что ли? Или легко раненный Асмолевский лежит дома (вот что значит «отдыхает»! ), и Щупатый навестил его в надежде как-то замять дело? Или он, как другой герой Достоевского, тайно провел эти сутки рядом с трупом жертвы ?..

Эк куда хватил! Если тайно , откуда же театральная кассирша все знает?

Так или иначе, появление на сцене Щупатого переводило действо в иной, более высокий жанр. Сколь бы изощренной, даже кровавой ни была провокация, она всегда остается фарсом. Новый же поворот дела наводил на мысль о трагедии.

Щупатый – и покушение на убийство? Несговоров встряхнул головой. Ему захотелось поскорее добраться домой и уснуть, чтобы покончить с кошмарами этого дня. По сравнению с ними даже утренний сон про орла с одним крылом казался невинным, как детская сказка…

Дашина занавесочка была уже прищеплена и расправлена, плотно закрывала угол. Но Даша не спала, сидела посреди комнаты на старом клеенчатом стуле и вертела в руках не то цветные стеклышки, не то леденцы. Когда Несговоров вошел, она этого занятия не бросила, явно желая привлечь к своим предметам внимание.

– Что там у тебя? – через силу спросил Несговоров, не желая огорчать девочку.

– Чу Ду Свет. – Даша играла в загадки.

– А! – сказал Несговоров, слепо уставившись в раскрытый со вчерашней ночи холст.

– Это такой камешек, который светится изнутри, как цветной фонарик, – продолжила Даша. – Можно и на себе носить, и просто любоваться.

– Где ты это взяла?

– Маранта подарила.

Несговоров обернулся к ней с укором, но встретил вполне невинный робкий взгляд и только покачал головой.

– Ты ужинала? – спросил он.

– Когда же наконец я смогу поговорить с вами? – бормотала Даша, разговаривая то ли с собой, то ли с новыми игрушками. – Сижу на стуле в холодной комнате, лампа гудит, картошка давно остыла, в руках Чу Ду Свет, а где-то красавица, которую мы ждем. Долго переодевается, слишком долго! Думаю, она просто прячется…

Получился целый монолог, печальный и трогательный, как мольба. Несговоров вспомнил ее пятилетней, когда он студентом приезжал к Шуре в гости: Даша, сидя на полу, любила вот так же разговаривать с куклами… Что-то с ней произошло в эти часы, пока его не было дома.

Несговоров подошел, чтобы потрогать Дашин лоб. И тут впервые близко разглядел игрушки. Это были серьги, судя по всему – старинные. Большие желтоватые камешки, оправленные в серебро, действительно излучали из глубины таинственный матовый свет.

– Откуда это у тебя? – снова спросил Несговоров.

– Говорю же тебе, Маранта дала.

– Она была здесь?! – В этот раз он почти поверил.

– Была.

Даша ответила так безыскусно, что сомнений не осталось.

– И ты… – Несговоров задохнулся и не знал, что сказать. – Ты не уговорила ее задержаться, подождать меня? Не сказала, что я повсюду ее разыскиваю? Ты!.. Когда тебе самой что-то надо, ты очень даже умеешь настаивать! Бессовестная! Бессовестная и неблагодарная!..

– Неправда! – крикнула Даша.

– Неправда! – повторил следом другой голос, от которого Несговоров застыл на месте.

Откинув занавеску, стояла перед ним улыбающаяся Маранта.

– Я не собиралась прятаться и подслушивать, – извинилась она. – Просто случилась маленькая авария с моим нарядом, понадобились иголка с ниткой, а тут как раз вошли вы, и нам с Дашей пришлось прибегнуть к конспирации…

Несговоров потерялся от смущения и стыда. Его постель на ящиках была всклочена, утром в суете он ее не заправил. И какие ветхие, желтые простыни, боже! И какие здесь, наверное, запахи! Они-то с Дашей не замечают, притерпелись… Несговоров метался из угла в угол, не зная, за что хвататься.

– Дядя Вадик! – остановила его Даша. – Мы еще не пили чаю. Ждали тебя.

– На это можно смотреть? – спросила Маранта про картину. – Я знаю, художники не любят показывать незаконченные вещи. Посторонний взгляд иссушает и расколдовывает замысел… Простите, что вторглась к вам в дом без разрешения. Но, если уж я здесь, мне трудно ослепнуть и не увидеть самое главное. Тогда лучше уберите, поверните к стене, закройте чем-нибудь… Правда можно?

– Это безобразно? – пересохшим языком спросил Несговоров, чувствуя, как по спине бегут мурашки, подступая к самому затылку.

– Безобразно? Надо очень постараться, чтобы заслужить такой сильный отзыв…

Маранта подняла на полотно трепетный взор и тут же опустила. Выдержала паузу.

– Это прекрасно. Мне требуется немного собраться… Чтобы не сглазить… Вот так. Теперь можно. Люди в большинстве своем вампиры, крадут чужую силу. Поэтому они так ценят художников, ведь те ничего не приберегают для себя, все без остатка отдают любому, кто пожелает взять. Творение художника – самая легкая и сладкая пожива. Приходится учиться ограничивать себя в обжорстве. Хотя бы для того, чтобы не пресекалось творчество. Но не только. Мне страшно думать, что я питаюсь чьими-то живыми соками…