Сергей Яковлев - Советник на зиму. Роман

Вероятно, проявлять в присутствии Маранты интерес к другой женщине было с его стороны немного бестактно. Даша почувствовала это своей взрослой душой и глянула на дядю с осуждением.

– Вовсе не молодая, – заявила она. – У нее щеки висят.

– Пусть пока побудет молодой, а там разберемся, – мягко возразила Даше Маранта. – Ведь по первому впечатлению мы запоминаем самое важное, правда? Я не специалист в создании портрета, дядя объяснит тебе лучше, – Маранта осторожно кинула на Несговорова, как ему почудилось, очень теплый взгляд, отчего сердце его взбодрилось, – но мне кажется, все начинается именно с мимолетного образа, с крупных черт. Так угадываешь главное в характере человека и не впадаешь в шаблон. А если сразу начать с дряблых щек – как потом отличишь одну женщину от другой?..

Опустив задумчивый взгляд на свои узкие ладони с длинными тонкими пальцами, добавила:

– Да, еще руки! Пожилые актрисы, играя молодых, всегда прячут руки. Они выдают возраст.

Когда Маранта уходила, грациозно осыпая хозяев благодарностями, Несговорову пришло в голову, что в их отношениях за этот волшебный вечер ничего не изменилось! Она оставалась все такой же недоступной, словно драгоценная статуя под колпаком из бронированного стекла, и уносила с собой все свои тайны, не оставив даже адреса.

– Я найду вас сама. У нас теперь много общих дел. Дашина школа… Только не надо меня провожать. Пожалуйста!

– Вечером на улице опасно.

– У меня же есть большое ружье! Серьезно, я умею выходить из трудных ситуаций. Улица в этом отношении не самое безнадежное место… Слышите? Еще трамваи ходят! А вы говорите.

– Ну хотя бы до остановки!..

– Нет. Пожалуйста, не надо.

– До выхода! На лестнице темно, пьяные валяются, можно упасть…

Когда в полной темноте за дверью она доверчиво взяла его под руку, Несговоров почувствовал, как у него затряслись коленки. Озноб шел по всему телу, и он ничего не мог с этим поделать. Они спускались медленно, плечом к плечу, и Несговорова вдруг обдал запах ее волос. Это был не аромат парфюмерии, просто натуральный запах густых женских волос, до того крепкий и сладкий, что у него помутилось в голове. Будто куда-то проваливаясь с каждой очередной ступенькой, он осознал помраченным разумом и всем своим существом, что Маранта – первая и единственная в его жизни настоящая женщина.

– Я не могу отпустить вас, – прошептал он на нижней площадке, приблизившись к лицу Маранты настолько, что кожей ощутил жар ее щеки.

– Даше надо спать, – прошептала в ответ Маранта. – Она без вас не ляжет. Да и вам пора. Укладывайтесь. Завтра будет трудный день…

– Откуда вы знаете?

– Знаю. Если вы пойдете со мной, мы больше никогда не увидимся.

– Я вас найду, подстерегу возле театра! – тихо засмеялся счастливый Несговоров, решившийся, наконец, ее обнять…

– Нет!

Его руки обхватили черную пустоту. Маранта на какую-то долю секунды опередила его движение и ускользнула. В сером проеме открытой на заснеженную ночную улицу двери показался в последний раз ее силуэт и донеслись слова:

– Возвращайтесь к себе. Да не споткнитесь о какого-нибудь подгулявшего студента!..

Полночи Даша слушала, как Несговоров кряхтел и ворочался на ящиках, иногда в такт своим мыслям причмокивая сухим ртом, как будто сожалея об утраченном. Наконец, не выдержала, по-женски тяжело вздохнула и села на кровати.

– Ты не спишь? – спросил Несговоров виновато. – Это я тебе мешаю. Хороший был вечер, да? Иногда только неловкость какая-то возникала. Вот я и пытаюсь разобраться: что было не так? Как ты думаешь, я правильно себя вел?..

Даша опять шумно вздохнула.

– Старомодный ты, дядя Вадик. Как из позапрошлого века. А так, все путем.

– А Маранта? Она, по-твоему, еще придет к нам?

– Придет. Куда денется!..

Утром их разбудил настойчивый стук. За дверью слышались громкие голоса, один из которых Несговоров сразу узнал.

– Отворяйте, жилец! – кричал завхоз колледжа Аршак Манвелович Бабулян.

Первая мысль была: вероятно, обнаружили труп Асмолевского и теперь ведут дознание. Одновременно родилась другая, более утешительная версия: по всему колледжу ищут отравляющие вещества.

Второпях Несговоров натянул только брюки и повернул ключ.

С завхозом вошли двое. Один – необычайно громоздкий молодой человек с большим животом, в обуви никак не меньше сорок шестого размера. Несмотря на его медвежью комплекцию, на нем ладно сидел дорогой свободно сшитый костюм с иголочки. Другой был немолод, потрепан жизнью, в заношенном пиджачке и перекрученном засаленном галстуке.

– Муссолини решил эту проблему быстро, – продолжал досказывать своим спутникам Аршак Манвелович, не обращая внимания на открывшего им дверь Несговорова. – Приходят, допустим, к одному торгашу, спрашивают: знаешь такого-то? Ну, к примеру, дона Альфонсо? (Там рэкетиров донами прозывают.) Тот, понятно, боится выдавать. Не знаю, отвечает. Бац его! К другому: знаешь дона Альфонсо? Нет. Бац! К третьему, и так далее. Обходят одного за другим, пока не заставят очередного признаться: знаю, обирает он меня! И тогда уж идут с уликами к дону Альфонсо и берут его под белы рученьки…

– Бац – это как: по морде или мочили? – с любопытством спросил толстяк.

– Ну, это… В общем, посылали к праотцам.

– Круто!

– А ты что, был там? – вдруг истошно заорал потрепанный господин.

– Чего-чего?..

– Жил, говорю, при Муссолини? Нет! А зачем брешешь?

Довольный своей выходкой, он вразвалочку двинулся к окну, бесцеремонно пихнув ногой мольберт. Толстяк начал осматриваться, приметил в углу Дашино ведро, вопросительно глянул с высоты своего роста на низенького Аршака Манвеловича. Тот молча развел руками и воздел очи к небу. Даша испуганно выглядывала из-за занавески, завернувшись по самый подбородок в одеяло.

Потрепанный господин успел тем временем осмотреть раму, ткнуть кулаком в стену и попрыгать на полу.

– Видите? – сказал он толстяку. – Половицы ходят!

После чего заинтересовался и картиной, поддел прокуренным ногтем свежую краску. Понюхал, сморщился, брезгливо обтер палец о холст и зачем-то снова колупнул, окончательно прикончив лозу, чья будущность так волновала Несговорова.

– Вы, наверное, образованный человек? – налетел он, наконец, на жильца, словно впервые его заметив.

Растерянный, все еще без рубахи, озябший, – Несговоров столбом стоял посреди комнаты и ничего не понимал.

– Читать-писать умеет! – шутливо ответил за него Аршак Манвелович, подмигивая Несговорову из-за спины толстяка.

– Как же вы, образованный человек, можете жить в таких, извините меня, скотских условиях? Ходить, извините меня, под себя?.. – продолжал потрепанный господин. Похоже, внезапность и натиск были его излюбленными приемами. – К тому же вы не один. Все прелести вашей жизни делит юная особа. Неужели перед ней-то не стыдно? Нет, я тебя как мужик мужика спрашиваю: не стыдно, а?.. Будем выселять! – заключил он, поворачиваясь к толстяку.