Антонина Евстратова - Сильные духом. Современная проза. Продолжение книги «Камышенские сибирячки»

Неизвестно, сколько времени, она боролась, один на один со стихией, всем телом разгребая сугробы мокрого снега, всматривалась в густую колючую поземку, глаза залепляло снегом. Она сняла с головы замерзший платок, и протерла им глаза, надеясь увидеть, какой-нибудь предмет.

Руки ее окоченели и не слушались, своего тела не ощущала, ее клонило в сон, она понимала, что умирает, уже потеряла надежду на то, что сможет, остаться в живых, и дойти до дому. Но мысль, что дети без нее не выживут, встряхнули ее и дали силы.

– Я должна, я обязана выжить! – говорила она себе.

На крыше ее землянки стояла высокая, кирпичная труба от печки. Тоню, как будто, кто подтолкнул подложить в нее еще кизяка, чтобы тепла хватило до утра, навоз задымил и пошел в трубу, только тогда, Матрена смогла услышать запах жженого навоза, она шла на запах, но от перемены ветра он терялся.

– Где-то совсем близко дома, – подумала она и напрягла глаза, увидев еле заметный серый дым, поняла, где находится.

Ей и в голову не пришло, что ее землянка под снегом, а она находится от нее в двух метрах. Она доползла, чтобы удостовериться, не кажется ли ей перед смертью, дотронулась да трубы, она была теплой, и из нее шел запах горелого навоза.

– Господи! Царица Небесная, я дома! Где же, теперь найти вход? Все сровняло снегом, неужели я здесь и умру на своей избе? – она стала ползать по всей крыше.

Тоня с Юрой услышали скрип шагов на верху и стали кричать в пробитую дыру:

– Мама, мы здесь!

Матрена ползла на голос. Провалившись в дыру, она скатилась в коридор как с горки.

Дети волоком затащили её в избу. И то, что они увидели, привело их в шок. Лицо Матрены напоминало снежного человека, длинные волосы замотались вокруг шеи и закрыли глаза, вся одежда на ней стояла колом, она ломалась при сгибе и стучала об пол. Говорить и плакать, она не могла.

Дети обтерли ее сухим грубым полотенцем, снегом натирали руки и ноги до тех пор, пока мать не почувствовало боль.

Затем она попросила налить в тазик холодной воды, чтобы в нее опустить руки, пока утихнет боль. Эту боль не каждый вытерпит без слез. После натерли старым гусиным жиром, случайно сохранившимся до войны. Одели в теплую мужскую одежду, оставшуюся от мужа, и помогли взобраться на печку, укрыли, чем только можно было, и налили кружку горячего чаю заваренного душицей без сахара.

– Мама, давай я буду держать кружку, а ты будешь пить, – сказала Тоня и заглянула в её глаза, в них она увидела страдание и боль. Изумрудный цвет глаз поменялся до черного цвета. Лицо было безжизненным, каменным.

– Да, помоги, Танина, подержи, – еле проговорила она.

Тоня обратила внимание на её руки, которыми всегда любовалась, длинные, будто выточенные пальчики, как у музыканта, теперь были похожи на поленья, а под ногтями запекшая кровь.

Матрена тихо стонала, скрывая от детей свою боль. В эту ночь, она не спала, а шептала молитвы.

Дети вслушивались в слова и заснули под ее шепот.

Ранним утром они услышали её слабый голос,

– Танина, Юра, – на столе вам по кусочку хлеба. Снег отгребите до сарая. Ты, Танина, подоишь Розку. Бедная наша кормилица, ей давно уже отдыхать надо перед отелом, а мы все тянем, бедные животные, тоже страдают вместе с нами! Господи, когда все это закончится? – голос ее дрожал.

– А ты куда, мам?

– Пойду, дочь, в школу отпрошусь у директора с работы. Что-то нет сил у меня, как бы не расхвораться!

– А давай я схожу, мам? А ты залезай на печку и отогревайся!

Мать еле заметно улыбнулась,

– Мы с тобой, Танина, поменялись ролями, ты мама, а я дочка!

Она чувствовала, что не сможет сама дойти до школы, и согласилась,

– Ну беги, только поторопись, скоро урок начнется, а звонок на урок дать некому!

В учительскую Тоня забежала, даже не постучавшись в дверь.

Здравствуйте! – сказала она, как выстрелила.

Все учителя мгновенно повернулись, на их плечах накинуты теплые шарфы и платки.

Матрена каждый день с вечера отапливала помещение школы, но из-за того, что с ней произошло, не смогла, в помещении, было холодно.

– Где, Матрена Васильевна? – спросил директор и удивленно посмотрел на Тоню.

Она виновато посмотрела на него. На вид ему было сорок лет, он был высоким, стройным и красивым, черные, густые волосы аккуратно подстрижены, а над карими глазами возвышались черные брови, на его лице была легкая и добрая улыбка.

– Мама сильно заболела, и не может, прийти! – через слезы проговорила она.

– Что с ней? – вежливо спросил он и стал ее расспрашивать.

Тогда она все рассказала ему, как на исповеди перед батюшкой. Как мать чуть не замерзла, и про то, как они голодают, и что одежды у них нет.

А он все спрашивал и что-то записывал в тетради. А после взял ее за маленькие плечи, посмотрел в ее влажные глаза,

– Маме скажи, пусть не волнуется, отдыхает, как станет лучше, тогда пусть и выходит на работу! Школу отапливать есть кому, так и передай маме, – он достал из кармана конфетку и подал ей, – возьми!

Она взяла, – спасибо, и крепко сжала её в руке.

– А теперь иди домой!

Тоня бежала домой с хорошей новостью, серо-зеленые глаза сверкали радостью.

Матрена лежала на теплой печи, но ощущала холод во всем теле, ей хотелось уснуть, забыться, но мысли о работе не давали ей покоя, она с нетерпением ждала Тоню,

– Вдруг директор не разрешит и уволит с работы, тогда что?

Наконец, дверь в избу открылась и на пороге появилась Тоня, на её лице сияла счастливая улыбка.

– Ну, что сказал директор? – сразу спросила мать.

После её рассказа лицо Матрены помрачнело.

– Как теперь, я буду смотреть ему в глаза? Что он подумает обо мне? Что хожу после работы нанимаюсь, работать за кусок хлеба! Стыд то, какой, Господи! – чуть не плача проговорила она.

– Мам, да все хорошо! Директор дал мне две конфетки! Одну я уже съела, а эта вам с Юрой! – она раскрыла ладонь и подала ей карамельку.

Матрена внимательно посмотрела в ее глаза, и поняла, как ей самой хочется, съесть и, что конфета была всего одна,

– Подай, Танина, мне нож, я поделю конфетку.

Тоня подала нож и, как кошка запрыгнула на печку.

Юра сидел рядом с матерью и жадно смотрел на конфету.

Матрена разрезала ее на три части и по кусочку дала детям, а третий кусочек завернула в бумажку и положила под свою подушку.