Андрей Ставров - Вракли-3. Записки «пятьюшестьвеника»

– Ма, – заорал сынишка, – смотри, туристы плывут!

Жена встала, приложила руку к глазам и застыла, рассматривая приближающихся, которые были сплошь мужики и которые уставились на необычное видение – голая нимфа аки Лорелея, завлекающая простодушных моряков. Плот несло прямо на скалы. Я завопил жене:

– Ложись, бесстыдница!

Она услышала, вспомнила и скатилась за камень. Мужики очнулись и, гребя из всех сил, успели в последнюю секунду проскочить скалу. Представляю, что они говорили про нас друг другу!

Из всех реальных опасностей самой реальной были медведи. Их там водилось множество, но почти всегда к реке они не подходили, а паслись гораздо выше. В ягодниках да в кедровниках. Но в голодные годы спускались ниже. За всё время у меня было несколько малоприятных встреч с ними. Реально опасными были две. Однажды мы путешествовали там втроём с сыном и шурином. Коля, так звали шурина, был заядлым рыбаком, но человеком в таких приключениях новым и неопытным. Жена в тот год бодалась с диссертацией и, скрепя сердце, отпустила наше трио. Коля не был склонен много ходить с рюкзаком, но охотники дали нам небольшую надувную лодку. Она с трудом вмещала нас троих, и мы придумали классное развлечение. Рано утром мы уходили от избушки вверх по Реке километров за двадцать, а то двадцать пять. Там в каком-нибудь красивом месте отдыхали, рыбачили, а затем садились в лодку и медленно спускались к избушке. В опасных местах обносили её по берегу, рисковать не хотели. Каждое утро я делал пробежки по окрестности нашего жилья, высматривая следы медведей. Но лето было хорошим, и за всё время следов я не видел. Значит, они были вверху и к реке не выходили. Видя такое, Коля стал меня убеждать не брать с собой ружьё. Мясо мы добывали возле избушки, так что никакой необходимости в нём в наших походах не было. Тем более, что уронить оружие в воду можно было запросто. И, наконец, я внял его уговорам и ружьё оставил. В этот раз мы дошли до невероятно живописного места. В Реку вдавался полуостров, точнее почти остров. В невысокую воду он соединялся с берегом тонким перешейком. Высотой был метра четыре и почти округлой формы. Мы его облазили и устроились поближе к перешейку. Сзади чуть правее было небольшое озерцо, оставшееся с весны, когда полуостров был реальным островом. Мы развели костёр, зажарили хариусов и пообедали. Было жарко. Я сбросил брюки и башмаки, сидел в одних трусах, как и сын с Николаем. Костёр прогорел, мы съели по первой рыбине и взялись за вторую. Вдруг мой сын встал и сказал шёпотом:

– Па, медведь, – и указал на густые кусты, растущие по краю полуострова. Там действительно что-то мелькало.

– Да нет, какой медведь. Кабан, точно. Помнишь, два дня назад мы видели, как парочка Реку переплывала. Он, наверное, и переплыл на полуостров после того, как мы с него ушли. – Однако, присмотревшись, я добавил, – да нет, кажется, ты прав, точно медведь.

Дальше всё произошло как в замедленной съёмке. Сын взвизгнул, развернулся спиной к острову и взметнулся в воздух. Как он потом мне пояснил, совершенно инстинктивно решил нырнуть в озерцо. Можно подумать, что это его бы спасло! Как только медведь узрел нечто убегающее от него, то взревел и с широко открытой пастью взлетел над кустами за ускользающей в нашем направлении добычей. Коля, увидев летящего почти прямо на него медведя, дёрнулся, зацепился трусами за ветку и замер, войдя в ступор. За те пару секунд пока медведь летел на нас, я успел передумать кучу мыслей, оценить ситуацию и выбрать единственное правильное решение – подобрать палку и, держа её наперевес, с рёвом прыгнуть к медведю навстречу. Бедный медведь никак не ожидал увидеть вместо аппетитного куска мяса нечто страшное бородатое с дубиной в руках! Он взвыл от ужаса, развернулся буквально в метре от меня и рванул прочь, разбрызгивая во все стороны свистящее из задницы говно. Сын в это время приземлился в метрах пяти и, услышав мой вопль, горестно подумал, что вот, папу медведь задрал. Коля сидел бледный в полной отключке. Я же спокойно уселся на камень и стал доедать рыбу, будто ничего не произошло – типа муху отогнал. Сын быстро успокоился и составил мне компанию. Коля безмолвствовал. Минут через десять он отцепился от куста и прошептал:

– Жизнь спас!

Дня три он молчал, но перед каждым выходом из избушки тщательно проверял ружьё, следил, чтобы оно было заряженным, и требовал, чтобы я с ним не расставался. А также сопровождал его с ним наготове даже в кусты по нужде. Меня в очередной раз спасла странная особенность. В самых критических, даже смертельно опасных ситуациях я вёл себя так спокойно, как будто смотрел кино, а не был действующим лицом. Только время резко замедлялось, и я успевал принять правильное решение. За это я расплачивался приступом жуткой истерики через несколько месяцев и, как правило, ночью. Жена знала, не пугалась и всегда была наготове.

Вторая встреча была не менее опасной, но и одновременно забавной с учётом того, чем она закончилась. Мы с моим питерским дядюшкой путешествовали вверх по Реке почти к самой границе. Дядюшка, заядлый путешественник, наслушался моих баек про местные красоты и возжелал лично удостовериться. К тому же, измученный домашней пищей, он жаждал получить временное гастрономическое убежище. Дело в том, что в его семье исповедовали правильное питание, которое было крайне однообразным и невкусным. Только для меня делалось исключение, и по этой причине дядюшка всегда с нетерпением ожидал моей очередной командировки в Ленинград. А после того, как он посетил нас и испробовал нашей пищи, то постоянно искал повод, чтобы, значит, повторить, повторить, повторить… На свою голову во время очередного визита в Ленинград и посещении дядюшки я особенно разошёлся в своих байках о гастрономическом буйстве. Дядюшка внимательно выслушал, а потом всё это записал по пунктам. Которых было двадцать три. Эту бумажку он взял с собой в наше путешествие и требовал неукоснительного приготовления каждого блюда из списка. Мне удалось даже перевыполнить – вместо двадцати трёх приготовить двадцать семь. Но, хотя дядюшка был полностью удовлетворён, он не упускал возможности попенять мне на отсутствие рябчика тушеного в бруснике. Ну, засуха была, ни одной ягодки! Оправдания не принимались, хотя, в конце концов, дядюшка согласился зачесть дополнительных четыре за один невыполненный. Я сговорился с моими друзьями-охотниками, и они пообещали устроить нам путешествие по самым красивым местам в верховьях Реки. То лето было идеальным для путешествия, но очень голодным для медведей. Засуха, ни ягод, ни кедрового ореха в горах, и медведи массово спустились ближе к Реке. Пока мы ждали наших проводников, каждое утро на песке по берегу Реки я находил во множестве следы и без ружья от избушки мы не отходили. Более того, пока мы плыли на лодке, на склонах гор то здесь, то там видели медведей и одиночек. Однажды – одновременно четырёх.