Хельга Лайс - Клон по имени Симон

– Девушка, ваш черёд читать прощальный монолог.

Сердце бешено колотилось о ребра, ноги наливались свинцом, ладони потели… Если бы Лиза упала по пути к кафедре на сцене, то это можно было бы объяснить мандражем из-за взора сидящих в зале. Возле сцены на стоике стоял ряд из нескольких фотопортретов с изображением Симона. Везде улыбающийся, а на одной – с Еленой и сыном. «Какая нелепость!» – решила про себя Лиза.

Руки охладели и не слушали, когда Лиза доставала из кармана жакета листочек. Время, пока она разглаживала его, словно лениво текло.

Раскрыв рот, она ощутила прилив жара. Голос зазвучал так глухо и прерывисто, что ей стало казаться, что он принадлежит не ей, а кому-то совершенно чужому. Благо, из глаз не потекли слезы из-за проницательных строчек, написанных собственной рукой. Во время чтения Лиза старалась не смотреть в сторону Елены, но кожей она чувствовала, та как прожигает её взглядом насквозь. Кое-как закончив выступление, прошедшее как в тумане, Лиза осторожно спустилась прочь со сцены, на которую поднимались очередные незнакомые ей люди. Судя по их речи, Симон имел большое значение в их жизни.

Елена вышла последней, как бы удостоившая чести закрыть церемонию прощания, точнее его первую часть. Вторая должна продолжиться за столом, где у всех снова появится шанс помянуть покойного, чей прах уместился в фаянсовую ёмкость.

Сына Елена поручила некой немолодой женщине. То была свекровь Симона, ранее отделавшаяся кратким монологом. За непроницаемым лицом угадывалась боль. Её глубоко посаженные глаза смотрели на фото, словно стараясь таким образом вернуть скончавшегося прежде времени бывшего мужа дочери. Лизу несколько озадачило, что она была очень расположена к чужому человеку, хоть и к отцу внука.

Внук крутился на стуле рядом с ней, но она крепко его держала одной рукой. К облегчению многих, Елена не стала долго разглагольствовать о Симоне. Суть речи сводилась к тому, что она благодарна ему за сына и несколько лет брака. Сухая интонация противоречила её словам, но никто не подал виду, что смущён или удивлён.

Выйдя из зала в яркий солнечный полдень, большинство последовало в другой зал. Там столы ломились от лёгких яств и крепких напитков. Стояла невыносимая тишина, но вскоре помещение заполнилось тихими голосами. Многие говорили о Симоне, воздавая ему честь и сожаление.

Лиза никого не знала из собравшихся, если отбросить Елену с мальчиком. Симон никогда не представлял свою последнюю даму сердца близкому кругу, утверждая, что его личная жизнь не касается никого. Разве что нескольким приятелям, но их нигде не было видно. Большая часть скорбящих не старше Симона, но хватало среди них и пожилых личностей. Один из последних заметил бледнеющую и краснеющую девушку у стены, чьи рыжие волосы не выбивались из высокого пучка.

– Здравствуйте. Я – бывший коллега Симона.

– А я – его… девушка.

Она едва произнесла свой статус в жизни умершего, словно признавалась в убийстве беззащитного. В очередной раз она поймала себя на мысли, что здесь она – никто, особенно на фоне Елены. Та хоть делала вид, что не замечает Лизу, однако изредка бросала испепеляющий взгляд, пока никто не видел.

Церемония прощания превратилась в прилюдную казнь. Однако Лиза держалась, не выдавая, что её задевает происходящее. Важно ли, что думают другие, когда умерла любовь всей её жизни?

– Да, я много о вас слышал. – Доброжелательно отвечал незнакомый мужчина, явно испытывавший симпатию. – До меня дошла информация, что последние часы жизни Симон провёл с вами. Уверен, что ваше присутствие имело для него облегчающее действие.

Девушка ничего не ответила, вспомнив, как умирал Симон. Его агонию, стойкость к боли, нежелание сдаваться болезни. Незажившая рана на сердце вновь открылась, истекая кровью. Лизе пришлось бороться с желанием упасть на пол и рыдать, прямо при всех. «Надо держать лицо» – уговаривала она саму себя. Ведь не ей одной плохо, ведь были среди присутствующих, которых смерть Симона задела не меньше.

Так за день мимо неё прошла куча народа, и она через силу отвечала им невпопад, желая поскорее уйти отсюда.

Елена с той женщиной по-прежнему восседала во главе у стола. Они принимали соболезнования с непроницаемыми масками. Мальчик сидел и уплетал молча десерт. Отца он толком не помнил, так что в карих буравчатых глазах не мелькало ни тени понимания, что он лишился его навсегда. Заслуживал ли Симон такого исхода?

Прах по праву ушёл к той, которой в своё время удалось окольцевать Симона. Лиза поймала себя на мысли, что так нечестно по отношению к ней. Она любила его со всей искренностью, и вполне смогла бы поступить с прахом, как просил её Симон.

– Развей его на лодке в океане. Мне кажется, это лучший способ сказать миру «прощай» от моего имени.

Этому дню суждено стать куда худшим, чем тот, когда Симон испустил последний вдох.

После изматывающих похорон Лизу словно накрыло: эмоциональная стойкость – столь важная вещь при прощании с покойником, рухнула навзничь. Для этого не пришлось даже ступать порога своей квартиры: она пустила первую слезу, будучи в машине такси. Свою она и не брала до крематория, посчитав, что не сумеет ей управлять.

Придя домой и не раздеваясь, она упала на свою кровать, уткнувшись носом в подушку, которую изредка облюбовывал Симон, когда оставался у неё на ночь. Несмотря на стирку, она чувствовала его аромат. Аромат туалетной воды и пота. Или ей только казалось? Невыносимо думать о том, что его голос, мелодичный смех, запах – рано или поздно сотрутся из её памяти. Всё, что ей осталось от него – это бесчисленные фото и подарки, а также несколько картин, которые она купила под видом анонимного покупателя, не в силах отдавать их чужим людям, хоть и не за малые деньги. Однако они все не могли её утешить. Она отдала бы всё, чтобы вернуть Симона, даже свою жизнь. Ей ничего не надо без него. Она нисколько не пресытилась им, чтобы так спокойно отпускать его навечно.

Затем до нынешнего дня она могла видеть Симона воочию. Даже мёртвым он казался ей реальным. Всё производило впечатление того, что он просто играет роль бесчувственного. Сейчас ему надоест, и он встанет, как ни в чём не бывало, заявив, что розыгрыши иногда развевают скуку.

Гроб с его телом укатился в логово большой печи, полную огня. Огонь, у которого нет никаких чувств, лишь бы сожрать в своих языках что-нибудь да поскорее. Никто неспособен вернуться оттуда, чем-то иным кроме праха. Люди когда-то хоронили умерших в могильных ямах, но теперь каждый квадратный метр занимался под жилье или место, приносившее пользу. Кладбища исчезли, лишив даже призрачного, но осязаемого присутствия покойника, к которому можно прийти и посидеть рядом с надгробием. Пусть его жрали черви, но оставались кости… А теперь пыль кучка праха, который или развевай или держи в посудине. У Лизы не было даже того, что несколько дней назад было Симоном. Неизвестно, как поступит Елена. Будет неудивительно, если она поставит подальше от глаз.