Александр Гуляев - Запретная книга

«Не нравиться! – с досадой подумал Семен – конечно не нравится! Да что там, я и сам понимаю, все это белиберда, не то. Муть голубая просто, да и только». Семен обиженно замолчал.

– Хочешь я тебе песню новую спою – вдруг сказал Володя – Только вчера написал.-

Он вопросительно глянул на Семена.

– Ну, давай – огорченно согласился тот.

Он любил песни и стихи Володи, но сейчас хотелось поговорить, обсудить книгу, вместе проникнуться ее духом, понять ошибку и может быть, открыть новый путь ее героям.

Володя запел, негромко и очень красиво. Легкие воздушные слова стихов сплетались в нежный самобытный мотив. Лицо брата растаяло, и казалось перед Семеном стоял молодой парень, тоскующий по своей возлюбленной Рите и страдающий от разлуки.

И вот уже не Рита, а его Настя кружилась рядом и, улыбаясь, протягивала ему руку.

Он, поддаваясь порыву, невольно шагнул к ней навстречу.

– Ну как? Раздалось возле самого уха?

Семен с трудом стряхнул наваждение и посмотрел на Володю.

– Это просто поразительно! Как ты это делаешь? Я прямо вижу и чувствую, как грустит этот парень! Так здорово, словно хороший фильм посмотрел!

Володя расцвел. Его голубые глаза лучились. Видно было как он доволен.

– Я и сам не знаю, как это выходит. Понимаешь, тут у меня, сам видишь, не сахар. Сосед, чтоб ему пусто было, на землю зариться, да участковый ходит, грозит, если порядок не наведу, из дома выселит. А я сажусь на лавку, рядом с крыши капает, травка растет, глаза закрываю и все, я в другом мире! Забываю обо всем, и слова сами идут, только успевай, записывай.

– Так может тебе того, действительно прибраться? Хочешь я помогу? – сказал Семен, не ожидая впрочем ответа.

– Нет-нет! Не надо! – испугался Володя, пытаясь загородить собой кучи хлама от Семена. – Я сам разложу все, не спеша и по порядку.

«Что тут можно раскладывать?» – безнадежно подумал Семен, вертя в руке дырявый эмалированный чайник с толстым слоем накипи.

– Ладно, не волнуйся! Сам – так сам.

Он понимал, что приехал впустую. Он искренне верил, да что там, знал! Настоящий талант ничего не придумывает сам. В какой-то миг: чья-то милая улыбка, солнечная полянка в лесу, звездное небо.… И раа-з – открывается канал куда-то в безмерные дали и слова теснятся и звучат в твоей душе, легко ложась на бумагу. Но вот не звучат у него эти слова, застрял он на одном месте, как в болото засосало! Зачем он выбрал сюжет о сельской жизни? Город ему понимаешь, надоел! Сам Семен в деревне никогда не жил, разве только у бабушки наездами. Может в этом и все дело? Обычно ему писалось легко, но он любил свободное творчество, а тут когда над душой пыхтит недовольный редактор, прямо руки опускаются. Семен тяжело вздохнул, злясь и на себя, и на свою книгу, и на весь белый свет. Володя что-то говорил, но Семен, занятый своими мыслями не слышал брата.

Он раздраженно окинул взглядом заросший двор. Ему всегда нравились заброшенные дома, но одно дело, забраться в такой дом, открыть старый шкаф или сундук на пыльном чердаке, где лежат на многие годы забытые хозяевами, старинные вещи, и с замиранием сердца, ждать тайны, какого-то открытия или даже чуда. И совсем другое дело жить в такой развалюхе, среди завалов старого хлама. Бррр! Семена аж передернуло.

– Володь, ты извини мне пора – торопливо поднялся Семен. Они обнялись. Семен отворил покосившуюся калитку и вышел. Натужно вжикнул стартером вишневый «москвич» и вот уже старый дом и Володя сиротливо стоящий возле забора, заросшего чередой и чистотелом, медленно поплыли за окнами машины.

Катя выскочила на крыльцо, поспешно застегивая на себе старую курточку. Ночной звонок поднял ее с постели, хотя она еще и не спала- писала дневник. Было свежо и луна робко выглядывающая из-за туч серебрила застывшую в лужах воду. Катя с вызовом поглядела на покрытую размокшей грязью улицу, где между лужами темнели кочки с еще зеленой травой: «Бабе Нюре плохо, надо спешить», и Катя побежала по дороге, перепрыгивая лужи, скользя резиновыми сапожками по мокрой жиже и крепко прижимая к себе сумку со скромным арсеналом деревенского врача: «Только бы успеть помочь!» Быстрыми птицами пролетели годы учебы в медицинском, и неунывающая Катя получила распределение в небольшую деревеньку, где даже и клуба не было. Но Катя не расстраивалась. Она ужасно любила свою работу. Что может быть лучше, чем помогать людям, видеть как возвращается жизнь и отступает болезнь, слушать идущие от сердца слова благодарности?! Каблук скользнул по мокрой кочке и Катя, потеряв равновесие, плюхнулась в грязь. Но она тут же вскочила и помчалась дальше, отряхиваясь на бегу.

На крыльце бабы Нюры мерцал огонек, это топтался и нервно курил ее сын Иван. Черноволосый, стройный красавец с надменным лицом и неизменно гордым видом, словно князь, брезгливо взирающий на своих нерадивых подданных. Но сейчас на его хмуром лице застыло растерянное выражение.

– Что ты так долго? Сколько можно ждать?! – сердито буркнул он. Катя удивленно подняла брови, ведь она сразу помчалась на вызов, но ничего не сказала. В деревне она работала меньше месяца и большим авторитетом пока не пользовалась. Более того, сельчане упорно не хотели идти к ней лечиться, считали ее городской выскочкой и постоянно поминали старого фельдшера ее предшественника. Тот лечил все болезни зеленкой да мазью Вишневского и по малейшей причине отправлял больных в район, снимая с себя ответственность. Зато он был компанейский мужик, тихонько гнал самогон, частенько отпуская его в долг, да и медицинского спирта не жалел. Жил он в деревне с малых лет и был своим в каждом доме, однако к старости сильно сдал и переехал к дочке в Рязань. А молоденькая кудрявая Катя, выпускница Курского меда 1 1 Мед- Мединститут. , казалась сельчанам напыщенной чистюлей и гордячкой, не заслуживающей доверия.

Катя отодвинула Ивана и шагнула в дверь. Он нагло попытался ущипнуть ее за талию, но натолкнулся на наполненный холодным бешенством взгляд и невольно попятился. В другое время Ивану бы не поздоровилось, но Катя тут же забыла о нем, думая только о болезни его мамы. В избе царил полумрак, за полуоткрытыми занавесями, на кровати возле печи лежала баба Нюра. Тихо потрескивали догорающие поленья.

Катя быстро разулась, и прошла вперед бесшумно ступая по мягкому домотканому коврику.

– Что совсем плохо? – спросила она, обернувшись к Ивану.

– Да живот все у нее болит, уже две недели. —

Иван нагнулся, чтобы не задеть закопченную керосиновую лампу, висевшую под потолком.

– Мы и в район ездили и к деду Михаю ходили, а ей все хуже и хуже. Сейчас вот и температура лупить, страсть просто! —