Дмитрий Королёв - Вторая книга

Так что довольно скоро, на ходу расширяя круг обсуждаемых вопросов, они оказались на дворе. В сопровождении охраны, разумеется.

Говорили они на естественной смеси английского, мимики и жестов, прекрасно понимая друг друга. Решено было устроить экскурсию по достопримечательностям города. К таковым, за отсутствием музеев и ночных клубов, были отнесены: смотровая площадка на въезде, откуда открывался вид на всё поселение; рыночная площадь; ресторан. Усевшись на заднее сидение джипа и проинструктировав водителя, они отправились в путь, часто подпрыгивая на разбитой дороге.

– There is old proverb, – заметил Андрей. – In Russia are two troubles: roads and fools. I see Kurdish roads look like Russians ones. – При этом он улыбался и подмигивал сквозь свои тёмные очки. – You are not right, Andrew, – вполне серьёзно возразил профессор. – Russians successfully have done own national project. Therefore they are protected from external influence and free to make own bad roads and fools. But Kurds just started to build own country. Our bad roads are not result of our fools’ work… 13 13 – Есть старая пословица. В России две беды – дороги и дураки. Я вижу, курдские дороги не отличаются от российских. – Вы не правы, Эндрю. Я знаю вашу русскую пословицу. Русские успешно сделали собственный национальный проект. Поэтому они защищены от внешнего влияния и свободные сделать собственные плохие дороги и дураков. Но курды только начали строить собственную страну. Наши плохие дороги – не результат работы наших дураков (англ.).

И, говоря о таком любопытном предмете, как дороги и дураки, они, уверенно пружиня на могучих рессорах, выезжали за пределы города. Причём, если Андрей пытался сказать, что и эти беды – внутреннее свойство народа, который от них страдает, то профессор нисколько не сомневался, что вообще все беды – по крайней мере, для курдов – приходят извне. А всё потому что мир несправедлив. – Generally speaking, – замечал он сквозь дорожный шум, – each great nation brings some idea to other people. Americans bring democracy. Chinese bring equilibrium. Russians bring fairness. 14 14 Вообще говоря, каждая великая нация несёт какую-то идею другим людям. Американцы несут демократию. Китайцы несут равновесие. Русские несут справедливость (англ.).

Когда машина добралась до смотровой точки и остановилась, они выбрались наружу и принялись вертеть головами. Точка, между прочим, успела обрасти туристической инфраструктурой и, парадоксальным образом, сама благодаря этому стала частью города. Так что теперь она свою функцию – позволять осмотреть город одним взглядом – выполняла несколько условно. Местность весьма пересечённая. Дома в низине сбивались в хаотические улицы; городок, пожалуй, вернее было бы называть селением. Хотя кое-где виднелись руины, которые вполне могли бы сохраниться с давних времён, не исключено и даже очень вероятно, что развалины имеют современное происхождение: всё-таки здесь иногда стреляют. В отдалении, подобные верблюжьему каравану, возвышались горы средних размеров. – Look here, Andrew, – произнёс консультант, указывая рукой на самую высокую из них. – This is a mountain of our boss. 15 15 Посмотрите сюда, Андрей. Вот гора нашего босса (англ.).

Теперь, когда больше ничто не преграждало путь солнечным лучам, Андрей быстро почувствовал немилосердное давление жары. В своих лёгких модельных штанах из чистого хлопка, приобретённых специально для поездки (со стороны они сильно напоминали спецодежду какого-нибудь водопроводчика), в легчайшей футболке и в практически невесомой шевелюре, он вдруг почувствовал себя человеком далёкого севера, не готовым выносить обжигающий взгляд южного солнца. Тем сильнее его удивила появившаяся откуда-то из-за угла группа женщин, закутанных в тёмные одеяния. Жара их ничуть не беспокоила. Они жались друг к другу подобно овцам в отаре, о чём-то оживлённо переговаривались, бросая взгляды в сторону Андрея и профессора. Вдруг они замолчали, обернувшись и увидев, надо полагать, своего господина. Тот, подойдя к ним, весьма небрежно к ним обратился с каким-то вопросом, и, выслушав ответ, заулыбался и, безуспешно пытаясь согнать с лица улыбку, направился прямо к Андрею. Подойдя, он представился местным туристом и, премного извиняясь, сказал, что его женщины впечатлены необычным внешним видом господина, и не будет ли господин против, если с ним рядом сфотографируются. Андрей возражать не стал. Чуть позже, когда фотосессия закончилась и любопытствующие люди в чёрном ушли, он, прежде чем экскурсия перенеслась в ресторан или на рынок, поинтересовался у своего гида, где здесь находится ближайший банкомат. Ответ был неутешительным. Впрочем, профессор тут же спохватился и сказал, что все необходимые расходы на себя возьмёт компания, а прочие готов понести лично он как принимающая сторона.

Рынок, увы, тоже не обманул ожиданий. Смесь восточного колорита с плодами глобализации – апельсинами, яблоками и прочими универсальными сельскохозяйственными ценностями. Глаза господина иностранца, быть может, и разбегались в разные стороны (за тёмными очками мы этого всё равно не видим), но усилием воли Андрей заставил себя держаться одного направления с профессором. Продуктовые ряды не вызвали энтузиазма ни у кого. При виде факира… или как тут называется глотатель змей и дрессировщик шпаг? Мы точно этого не помним, а в такую жару и знать не хотим; так вот, глядя на факира, жонглировавшего жестяными банками, Андрей подумал, а не взять ли его с собой в качестве сувенира, но потом резонно рассудил, что наши напёрсточники ничуть не хуже. Поэтому сувениры пришлось покупать самые обыкновенные – безделушки под старину: фигурки неведомых божков, недавно вошедшие в моду глиняные таблички с клинописными заклинаниями и вездесущие изображения вавилонской башни (которую можно видеть даже на местных банкнотах).

Зато ресторан оказался в высшей мере удивительным. Фасад, поблескивающий мраморной полировкой так, как может себе позволить далеко не каждое заведение подобного профиля в странах развитого капитализма, пробудил в Андрее сладкий зуд клубной жизни. Казалось, что там, стоит только пройти через высокие двери из тёмного стекла, сразу окунёшься в привычную атмосферу с кислотной музыкой и молодёжью, где все тебе рады, потому что всем и без тебя хорошо, а с тобой ещё лучше; вот уже в ушах Андрея сами собой зазвучали танцпольные ритмы… Как бы не так. Пожалуй, этот ресторан поторопился с появлением на свет. Или, быть может, он был построен для приёма дорогих гостей, которые погостили и уехали в свою Америку, а теперь здесь местная публика, отдалённо напоминая первых бандюков и коммерсантов времён прихода рыночной экономики в СССР, не особо заботясь о внешнем виде, в тапках на босу ногу, вкушала плоды импортированной цивилизации. Но, конечно же, на свой манер. Шикарные столы из натурального дерева застелены драными скатертями; объедки бросаются на пол; однако самое удивительное – даже не это, и не музыка времён бабушкиной молодости, а полное отсутствие спиртного и женщин. Это сильно потрясло Андрея, и он стал сбивчиво недоумевать и спрашивать у своего провожатого, как же, мол, вы тут отдыхаете. Тот поведал, что здесь, вообще-то, следуют строгому обычаю. Ни питейных заведений, ни фривольных девиц, ничего такого. Людям и без этого весело; мы танцуем, поём песни… Они сели за удалённый столик; профессор мимоходом распорядился подать чай и фрукты. Другой бы на месте любителя клубов затосковал, но Андрей виду не подал; он, будто внезапно вспомнив о чертовски интересных вещах, полез в сумку и стал из неё выкладывать на стол свои недавние покупки, поочерёдно вертя их в руках. Тут уж чудеса толерантности пришлось проявить профессору; он старательно делал вид, что любит и ценит местные сувениры ничуть не меньше, чем мы восторгаемся какими-нибудь матрёшками; когда же дело дошло глиняных табличек, он почти по-настоящему оживился и счёл нужным сопроводить их появление комментарием. Он рад был заметить, что уважаемый мистер Сикорский не прошёл мимо изделий, имитирующих исторические образцы древней культуры, и да будет уважаемому мистеру Сикорскому известно, что раньше, до прихода греков, здесь были распространены именно вот такие книги. Он сообщил, что сегодня, когда электронные коммуникации охватили авангард человечества, к которому, уважаемый, мы с вами, конечно же, относимся на все сто процентов, даже бумажные издания кажутся устаревшими; что тут говорить о дощечках. Но прошу обратить внимание, что для дощечек нужна только глина, которую нетрудно добыть в ближайшем карьере, всего лишь глина и стило. Для пергамента, этого следующего этапа эволюции носителей данных, требуется возиться с кожей какого-нибудь животного, которое ещё нужно вырастить. Для бумаги уже понадобится фабрика, а для электроники – целая индустрия. Выходит, что чем цивилизованней общество, тем сложнее способ, которым оно делает по сути одни и те же вещи.