Серж Готье - Рассказы

– Ну почему индюк? – Витя никак не мог поверить в свое полное фиаско.

– Потому что индюк домашняя птица.

– Да, но индюк мужского рода… я прошу тебя назвать птицу… то есть женского рода… это же так просто..ну… она… ну..

– Выхухоль, – предположила Леночка.

– Кто-о-о-о? – особо одаренный ребенок Витя Куролесов был окончательно и бесповоротно разбит, – какая выхухоль?

– Обычная, – ответила Леночка, – я читала, что их разводят в Америке на специальных фермах.

Сидящий неподалеку одноклассник Вити внимательно слушающий разговор возразил Лене.

– Выхухоль это животное… зверек такой.

– Животное? – удивилась Леночка, – неужели я ошиблась?

Витя повернулся к однокласснику осмелившемуся прервать эксперимент и насмешливо сказал:

– Тоже мне знаток… выхухоль это птица.

Одноклассник вытаращил на Витю глаза.

– Да ты что? Выхухоль это зверь.

– Какой зверь? – подал голос еще один ученик с соседней парты, – выхухоль это птица.

– Да вы что с ума все сошли… это зверь… животное.

Услышав шум в класс вошел старшеклассник и мрачно уставился на учеников. Витя внезапно увидел в нем помощника способного разрешить спор и громко сказал:

– Эй, Генка, выхухоль эт…

– Чего? – прорычал Генка, ибо не имея представления о том, кто такая выхухоль, принял это слово за ругательное и, подойдя к Вите, схватил его за шиворот, – что ты сказал?

Он уже вознамерился отвесить Вите подзатыльник, но к счастью в класс вошел учитель математики с выпуклыми как у хомячка щечками.

– Что здесь происходит? – спросил он.

– Он меня выхухолем обозвал, – ответил Генка, все еще держа Витю за шиворот.

– Отпусти его, Геннадий… Витя, – укоризненно сказал учитель математики, – нехорошо… тебя ведь никто не обзывает индюком, например.

– Обзывает, – в отчаянии сказал Витя и показал пальцем на Леночку, – вот она двоечница… ворона белая… не знает самого элементарного…русского поэта Александра Сергеевича Пушкина… и вообще ничего не знает.

– Ну, насчет двоечницы это ты загнул, – учитель подошел к ученикам и положил ладонь Леночке на плечо, – хотя, впрочем, ты прав… она действительно белая ворона, потому что уже шестой год является круглой отличницей, – он посмотрел на ребят и глубоко вздохнул. – не чета вам… выхухолям.

1

Молодая женщина открыла дверь своей квартиры и пропустила вперёд семилетнего сына.

– Заходи, Максим, – сказала она и втащила в прихожую тяжёлую сумку с продуктами.

Включив в прихожей свет, она увидела разбросанные по полу грязные туфли своего мужа.

– Иди в свою комнату, Максим, – женщина подтолкнула мальчика к двери, – папа сегодня опять пьяный.

– Папа добрый, – возразил маленький Максим, но всё-таки направился в свою комнату.

– Да, – вздохнула молодая женщина, – конечно, он добрый, только почему-то дебошир и пьяница.

Молодая женщина работала детским психологом и прекрасно знала, что дети не оценивают родителей почти до двенадцати лет. И этот пресловутый переходный возраст у подростков начинается именно потому, что наступает момент, когда ребёнок словно прозревает и начинает видеть родителей такими, какие они есть на самом деле. Иными словами, начинает их оценивать. К счастью, её сыну было только семь лет и для него папа в любом состоянии был всегда добрым и хорошим. Единственным плюсом её мужа было то, что он по-своему тоже любил своего сына. Это «по-своему» означало то, что, возвращаясь пьяный домой, он неизменно приносил сыну какие-нибудь гостинцы. Конфеты, печенье, фрукты – ни разу он не явился домой с пустыми руками. Вот и сейчас, молодая женщина вошла на кухню и, включив свет, увидела на столе коробку с тортом. Коробка была помята с боков, видимо, добрый папа часто терял равновесие, пока нёс этот торт, но тем не менее, и в этот раз он что-то сыну принёс.

Молодая женщина втащила на кухню сумку и, приведя лежащий на столе торт в более-менее надлежащий вид, стала выкладывать из сумки принесённые с собой продукты. Они тихо плакала, размышляя о своей нелёгкой судьбе. Весь день на работе, затем в начальную школу, чтобы забрать сына, затем путь через продуктовый магазин, нелёгкий подъём на четвёртый этаж и, в довершение ко всему, дома пьяный муж и разбросанные по квартире грязные туфли. На улице была поздняя весна и уже неделю шли грозовые дожди, и когда женщина представила, на что похожа сейчас гостиная, из её глаз ещё сильнее потекли слёзы.

– Это кто здесь дебошир и пьяница? – раздался за её спиной грубый окрик мужа, – ты чему учишь моего сына, сучка?

Женщина обернулась и увидела в дверном проёме здоровенную фигуру своего суженого. Он стоял, опершись о дверной косяк, и едва держался на ногах. Брюки его были в ужасной грязи, майка разорвана почти в клочья, обнажая крепкое тело с огромной разноцветной татуировкой на левом плече.

– Это также и мой сын, – твёрдо сказала она и тихо добавила, – и зовут меня не сучка, а Нина. На случай, если ты забыл.

Женщина снова повернулась к кухонному столу и выложив всё на стол, убрала сумку.

– Нинка как картинка с фраером гребёт, – молодой муж Нины, осклабившись, затянул блатную песню, – дай мне, Керя, финку, я пойду вперёд.

Он подошёл к жене сзади и сгрёб её за плечи. Затем круто развернул женщину к себе лицом и продолжил:

– Поинтересуюсь, а шо это за кент…

– Ну хватит, Стас, – перебила она его, – Максим и так уже вздрагивать от твоего голоса начал.

– Ты мне не перечь, женщина, – медленно проговорил он, – и сына моего не трожь. Дай мне лучше пожрать что-нибудь. Что-то голодный я.

Нина вздохнула и, высвободившись из его крепких объятий, повернулась к холодильнику.

– Садись за стол, – тихо произнесла она, – только брюки свои грязные сними. И так уже вся кваритира словно скотный двор.

Она рассовала в холодильнике принесённые продукты и, вытащив из него кастрюлю с борщом, поставила её на плиту. Включив газовую горелку, она тоже присела на стул и, вглянув на мужа, с горечью в голосе заговорила:

– Ну что ты за человек такой, Стас! Я не понимаю. Отец у тебя – губернатор области, люди его безумно любят и уважают. Мать твоя – главный врач в областной клинике, тоже уважаемая женщина. Два родных брата у тебя – выдающиеся спортсмены…

– Нина, – грозно перебил её Стас, – не нужно читать мне морали и нотации. Терпеть этого не могу.

– Да я не нотации читаю, – с жаром заговорила Нина, – я хочу сказать, что от тебя отвернулись уже все. Все, понимаешь Стас. Одна я осталась. Или ты хочешь, чтобы и я тебя бросила и ушла от тебя вместе с сыном?

– Я тебе уйду, сучка, – угрожающе заговорил Стас, – лишишь меня сына – пеняй на себя.

Муж Нины невольно заскрипел зубами и сжал кулаки. Нина усмехнулась и, выключив газ, сказала: