Николай Грицай - 105 Дней

Теплота и умиротворенность растеклась по телу, захватив и душу человека. Впервые за многие годы он чувствовал себя так хорошо и спокойно, как будто в детстве, в руках у матери. Забылись повседневные, надоевшие заботы мирские, тяготящие и сеющие пустоту. Лишь одного взгляда на эту улыбающуюся неземную сущность достаточно чтобы вылечить все давние раны от жизни, обычной человеческой.

Вдруг одна мысль, возникнув в темноте замкнутого в темном пространстве тела, зажгла огонь и, осветив его, очертила пределы желаний существа земного. Это произошло внезапно, и казалось, если бы она была материальна, человек при ее появлении наверно бы подпрыгнул, или в крайней случае, дернулся.

Таково было и состояние Дмитрия, здесь, после несколько часового общения с неземной Викторией. Он, к своему стыду, почему то отогнал низкие мысли, пришедшие ему в голову при первом взгляде и контакте с ней. Какие то планы, пошлость и желание… Зачем? Впервые и первым встретив такое нежное и слабое неизвестное существо, Дмитрию как и тогда в машине, захотелось стать ее защитником и утешителем, экскурсоводом в новом для нее мире. Возможно, хотелось бы представить ее друзьям и миру. Но, он отлично понимал, что будет если их (его и ее) секрет станет известен! Ее же просто разберут на «запчасти» при опытах! А этого он не мог допустить.

Все же было и одно, но такое ненавистное «но»! Вместе с новыми чувствами и вдохновением, как будто угадан смысл жизни, как бывает в нашем двояком мире, пришла и другая, темная мысль рационального разума. Дмитрий прекрасно отдавал себе отчет, что не сможет долго скрывать свою гостью от друзей, соседей и просто внешнего, за пределами стен его дома, мира.

Диковинка и чудо, нонсенс и парадокс – человек без паспорта и места жительства, работы и прошлого… Человек из ниоткуда, человек свободный, самоназванный и несуществующий для системы координат жизни обычного человека, поглощенного бюрократической машиной государства. Эта мысль о нелегальности , не просто проживания, пребывания человека в США, а его существования, не отмеченного, не зарегистрированного, пугала. Вот оно существо живое, одно на всей планете, такое близкое и дальнее, избавленное от наслоений воспитания человеческой системой, с позволения сказать, ценностей. Сильное своей природой, и слабое уязвимостью злом этого мира, в который неведомо каким ветром занесенное.

Унесенный во внутренний мир мыслями, Дмитрий сидел молча, молчала и она, глядя на него. Вся Вселенная, кажется, остановилась, замерев в созерцании двух существ, нашедших друг друга в бурном мире. Но наблюдающая вселенная была лишь в душах этих существ, неизвестная и нечувственная вовне. Два мира, две бесконечности, соприкоснувшиеся, столкнувшиеся в предсветовой скорости, породили первозданную искру, освятившей темноту вывернутого наизнанку, расколотого бессмысленной погоней за ритмом жизни, человека.

За окном было солнечно, солнце просто было разлито из неведомого и бездонного ковша, ниспадающими потоками льющегося на такую же бездонную землю, впитывающую все брошенное беспечно вниз. Вдруг, Дмитрию, несмотря на не любовь к зиме, захотелось не ее, а ранней весны, сменяющей ее, с капелями и ярчайшими солнечными зайчиками в бурлящих ручейках талой воды. Странно, что он, там, дома, никогда не замечал красоты и излечивающей силы этой поры года, находясь постоянно в заботах, и хлопотах связанных с карьерой и переездом за границу. Так приятно было смотреть на умирающую зиму, прячущуюся в укромных, темных уголках, уже знающую, что ее час пришел. Как жаль, что всего этого он не видел, когда была такая возможность. Хотелось чувствовать торжество весенней поры, словно проснувшись от долгого и неприятного сна, осознаешь, что все увиденное не настоящее, и что жизнь, несмотря ни на что продолжается.

Здесь, в Калифорнии такого не было. Жизнь была одинакова, однообразна. Без смен поры года и стиля жизни. И если ты не был чем-то очень энергично занят, возможно, было бы смертельно скучно. Дни протекали одинаково и, первоначально такие яркие и сочные, постепенно сглаживались в один бесконечный поток, как будто разглаживая изогнутую кардиограмму жизни человека в прямую линию. Не было переходов и изменений, эмоциональных всплесков и торжества чувств. Не было после невыносимо долгой и темной зимы, казавшихся бесконечными, солнечных дней, когда хотелось начать что-то новое, прожить заново жизнь, сделать мир лучше, действуя. Ничего…

И лишь сейчас, когда в жизни Дмитрия, этого маленького человека, появилась она, такая «огромная» и волшебная, словно сошедшая с небес, заменившая собой капель, как призыв к новым эмоциям и чувствам, открыла глаза души, столь долго закрытые.

Дмитрий начал бояться потерять это чувство, так дорого и так внезапно открывшееся. Ему хотелось прожить с ним всю жизнь, прочувствовать его до конца. Зная что люди свыкаются со всем, ко всему постепенно привыкая и забывая, он почти поклялся себе, что сохранит эти переживания как можно дольше, понимая что лишь одной силой воли чувство, пусть и очень большое, не удержишь.

Долго описанные, странно звучащие, эти мысли возникли и пронеслись по сознанию только на мгновение, осев в сердце приятным горько-сладким осадком.

Вот он, его лучик, вот оно Солнце, порождающее капель чувств в душе, иногда прорываясь и капелью в глаза, сидит подле него, так кротко и нежно улыбаясь, то подымая, то опуская свои глаза к его глазам, разряжаясь молниями в сердцах при пересечении взглядов. Вот она дама сердца, ради которой в древности рыцари совершали подвиги, в награду получая лишь взгляд, но родной и близкий, единственно желанный и заветный. Как много может один взгляд, одного человека, которого вы жаждете и ждете? И то чувство, когда получаете желанное, во сто раз приятнее, чем у ребенка получившего игрушку.

14.27 pm. – посмотрел на настенные часы Дмитрий, замечтавшись, он не заметил, как Виктория снова погрузилась в изучение книг. Внимательно водила взглядом из-под длинных ресниц по строкам, поглядывая и на рисунки, словно сопоставляя их.

«Воистину свободна… Сама живет, сама появилась, сама назвалась.. Да, моя хорошая, ты будешь счастливой! Я обязательно помогу тебе в этом!» – думал он. – «Интересно, сколько выдержит этот мир такую самостоятельность , неучтенность и необычность, когда заметит такую оплошность, как быстро и что сделает в ответ?»

На сложный вопрос не было ответа, но он, Дмитрий, знал лишь одно, что он сделает все от него зависящее, чтобы продлить это состояние как можно дольше.

11.02 ам, 27 апреля.

– 27 апреля, повторный опрос свидетеля Стенли Бретта, при участии капитана Сайдвелла, детектива Эвенсона, меня – Майкла Смоллинга, и в присутствии адвоката мистера Бретта – Джоули Амп. Опрос записывается средствами аудиовизуальной фиксации, – казенным тоном «отпечатал» Майкл, раскладывая на столе допросной комнаты листки с заранее подготовленными вопросам, и, обратившись к Бретту, заметил. – Не для протокола, зачем вам адвокат? Вы же не подозреваемый?