Николай Грицай - 105 Дней

Зайдя в дом, позвал женщину, но никто не ответил. Осмотревшись, он заметил, что Виктория была в ванной. Его это развеселило, и он с улыбкой стал выкладывать подарки – стопку книг на столик в гостиной. Вдруг он услышал приглушенный смех и топот босых ног по полу. Через секунду в гостиную ворвалась Виктория, как обычно забыв накинуть на себя хоть что-либо или вовсе забыв об этом, хотя держала в правой руке полотенце. Дмитрий демонстративно отвернулся. Она нехотя, кое-как прикрылась и властно сказала:

– Смотри! – прикрывшись спереди полотенцем, она сначала повернулась боком к мужчине, потом повернувшись задом, указала на небольшой загар. Смотря вполоборота на нее, Дмитрий заметил, как на ее теле остались белоснежными участки кожи, скрытые от обжигающих лучей бельем, в котором она загорала. Все же остальное тело было слегка бронзовым. Затем пошевелив полотенце на груди, которым она прикрывалась спереди, добавила. – Здесь так же…

– Пречудесно! Ты опять игнорируешь мои просьбы, – стараясь выглядеть как можно серьезней, сказал Дмитрий. Женщина перестала улыбаться:

– Почему?

– Потому что если бы ты вчера принимала ванну, как я и просил тебя делать это каждый день, то осветила бы мой серый день своими прелестными формами еще вчера! И вообще, я же просил тебя не разгуливать голой….

– Но как бы я тебе показала?

– Не надо показывать, я знаю это….явление! Могла бы просто рассказать. И вообще, тебе нужно пользоваться кремом, у тебя слишком нежная и белая кожа, – быстро схватывает солнце! Надо осторожней, пять минут на утреннем солнце… и вот.

– И чего ты так боишься меня голой? – меланхолически заявила Виктория, укутываясь в полотенце, предварительно все же сверкнув наготой. Дмитрий лишь покачал головой:

– Ты – новое чудо природы, тайна, и, кстати, все еще не хочешь поделиться со мной своим секретом! Я же – обычный, нет, даже зауряднейший человек! Со всеми вытекающими отсюда слабостями и пороками, которые я пытаюсь сдерживать. И надо сказать мне это, пока, удается! А ты…

– Что же плохого в… твоих чувствах ко мне? – перебила его Виктория, подойдя к столику с книгами.

– Не к тебе, а твоему телу! Это то, с чем ты еще не сталкивалась… и я бы пожелал тебе с этим не сталкиваться. Пока, впрочем. И вообще, знаешь, мне приятнее чувствовать себя человеком разумным, а не животным только лишь живущего инстинктами, дающим им волю! Это то, чему бы тебе уже следовало научиться!

Дмитрию захотелось вдруг позлиться, повоспитывать свою непослушную подопечную, но глядя на ее обескураживающую улыбку и взгляд детских глаз, он смягчился. Она так просто стояла, мокрая и взъерошенная, переводя взгляд с журящего его человека на такие манящие книжки на столе. Простота и пугающая неизвестность переплелись, казалось в ней, самым невероятным образом. Злость, досада, быстро родившиеся, умерли еще быстрее. Дмитрий словно спохватился, спеша:

– Ладно… Вот смотри, я купил тебе еще книжек. Но не таких как обычно, обучающих. Это больше чувственные, лирические… не те сопливые женские романы, – а классика! Вот, «Божественная комедия» Данте, Шекспир… Это действительно чувства, и чувства высокие! Не какая-нибудь там пошлость как сейчас повсеместно…

Виктория, забыв, что она только с душа, в полотенце и с мокрыми волосами, села на диван и стала рассматривать книги.

– А где твоя одежда? – вдруг осенила одна мысль Дмитрия. Виктория, слегка оторвавшись от первых страниц Шекспира, сказала требующим похвалы тоном:

– Постирала!

– Это-то я понял, я имел ввиду что не дернуло ли тебя пойти и вывесить одежду на заднем довре? Там часто соседка бывает… могла тебя заметить!

– Да нет, я еще не доставала из машины…

– И вообще, лучше чаще принимай ванну, а не стирай! То есть я сам. Ну или… – задумался Дмитрий, сбиваясь. Виктория на сей раз не стала отрываться от чтения, лишь кивнула. – И оденься, у тебя достаточно всего, есть из чего выбрать!

Женщина, казалось, уже не слушала, целиком углубившись в чтение-перелистывание. Дмитрий еще разок посмотрел на нее, ее лицо, сосредоточенное и кажется напряженное, словно пытающееся что-то вырвать, вынести тайком из книги. Нечто колющее и далекое отдало в душе.

Тут он вспомнил, что взял работу на дом, и вздохнув, уселся за компьютер. Принялся силой воли вталкивать свое сознание и мысли в тесный круг выражений и переменных, подумав что может хотя бы сейчас удастся забыться в работе и он не будет думать об этом светловолосом дьяволе, пленившим его воображение.

Несмотря на то, что в Калифорнии не бывает зимы, в настоящем смысле этого слова, а не календарном, изменение погоды все же ощущалось. С каждым днем становилось все жарче и жарче. В домах работали кондиционеры, в автомобилях опускались все стекла, лишенных этого блага. В особо людных помещениях, даже, несмотря на все охлаждающие приспособления, было душно и неуютно.

Планета неумолимо приближалась к Солнцу, несясь в бесконечном круговороте мирового пространства. Казалось, жара и этот постоянный круговорот вскружили головы людей, посеяв там хаос и спешку. Люди неслись кто куда, лишь бы подальше от палящего солнца, прячась в темных, плотно закрытых жалюзями пространствах кабинетов, зашторенных спален и гостиных.

Была одна группа людей, которым судьба уготовила еще большее испытание. Они в силу своих обязанностей должны были сидеть дни напролет в душном, тесном, давящим на сознание замкнутом пространстве, четко очерченным четырьмя плоскостями стенок автомобиля. Ни один лучик солнца не проникал внутрь этого темного рукотворного уголка мира. Лишь жар нагретого металла передавал общую картину за пределами этой железной западни. И хотя работал кондиционер и вытяжка, все равно воздух был сперт и проникся потом и запахом несвежей одежды. Люди сидели и ждали, возможно, проклиная того, по чьей воле они тут сидели и ждали, сами не зная чего. Ловили каждое мимолетное слово, небрежно брошенное в трубку телефона. Час за часом, день за днем, пытаясь собрать по крупицам жизнь незнакомого человека в ясную и легко читаемую картину. Но есть люди, чей внутренний мир остается загадкой, несмотря ни на что, как бы ни пылись влезть в него другие люди. Даже с помощью самого современного оборудования. Злость и досада, разогретая солнцем и духотой замкнутости, переполняла людей, выполняющих свой долг, сгорающих в железной духовке.

Вот внезапно, словно озарив благодатным светом и свежестью, распахнулась задняя дверь фургона и из ослепительного света, появился человек в белоснежной рубашке и светлых брюках. Он поднялся «на борт» и закрыл за собой дверь, снова погружая во тьму обжитый за несколько дней мир внутренностей фургона.