Николай Грицай - 105 Дней

Не хотелось говорить обо всем этом Клайву и Оуэну, что напрягли дармовщинкой, решил промолчать. И войдя в зал третьего этажа, Дмитрий принял наиболее непринужденное выражение лица, какое только позволяло ему его актерское мастерство.

Коллеги работали, или делали вид. Он не стал всматриваться. Сел за свой стол и хлопнул полученной папкой по столу. Диски выпали из нее, он небрежно вложил их назад.

– Неужели все настолько хорошо? – послышалось из-за перегородки, на которой висел календарь и за которой должен был находиться Оуэн. «Началось» – подумал Дмитрий. Потянув немного время, решил все-таки не отвечать.

– Помочь переехать на четвертый? – теперь не выдержал Клайв. В голосе слышался смех.

– Чуть позже, – бросил Дмитрий, не зная с чего начать: с повседневной работы или попытаться избавиться от внезапно навалившейся работы быстрым ударом интеллекта в лоб.

– Ну, ты если что не забывай нас… – неслось из-за перегородки, перемешанное стуком клавиш. «Опять в чате сидит!» – мелькнуло у Дмитрия. – «Код так быстро не пишется…»

– А как же, забудешь!

– Да ладно тебе, – появилось лицо Клайва над перегородкой, – не ты первый и не последний. Я, например, здесь уже семь лет работаю, – и ничего, живой. Что наобещал наш чудесный шеф? Рост карьеры?

– Это его любимое блюдо, он подает его горячим! – подтвердил Оуэн. – Сегодня уже человек десять обработал. И лишь один купился…

– Я не «купился», просто неохота было зарываться в диспут.

– Расслабься, – пробормотал Клайв Дмитрию, – это он не про тебя, а про того ботаника с четвертого – Джека Барби. Девять человек с его отдела сидят примерно как ты, в задумчивости от внезапно свалившегося счастья, а он бегает, исполняя работу, и уже наверно видит себя в кресле Бойла. Рождаются же раз в триста лет такие идиоты?

– Гораздо чаще, – заверил из-за перегородки Оуэн. – Кстати, хочу тебя ободрить! Все не так страшно, может даже прикольно: это в своем роде доверие, ведь Бойл не хочет оказаться болваном, поставившим свою репутацию на кон, отдав проект серьезного левого заработка профану? Вот, например, нам с Клайвом никогда ничего такого не преподносили.

– Более того, – нам даже доплачивают, чтобы мы держались подальше от серьезных проектов! – подтвердил, не без улыбки, Клайв. Затем он, завидев кого-то вдалеке, над всеми перегородками, опустился в свой угол. Такие подбадривания, признался себе Дмитрий, не очень помогли. Перспектива остаться на рабочем месте на ночь перебивала все позитивные моменты. Если, они конечно, были. В ситуации эмоционального тупика, Дмитрий подсознательно выбирал нечто более свежее, позволявшее сосредоточить больше ментальных сил для решения навалившейся проблемы. Иными словами, Бойл все же был неплохим психологом, по его же собственному признанию, поскольку знал, что Дмитрий обязательно возьмется за дармовой труд и обязательно в первую очередь.

Рабочий день, погруженный в атмосферу спешки и скомканности, промчался быстро. В конце его, Клайв и Оуэн, сочувственно похлопав друга-Дмитрия по плечу и прихватив третьего – охранника Исмаила, удалились дальше жить своей американской жизнью. Другой новый американец, остался в пустом офисе, доделывать работу.

На восьмом часу разбора алгоритмов и описаний переменных, Дмитрий вдруг заметил, что работа, которую ему подкинули, не такая уж и простая. Сказывалось, что он давно не занимался проблемами ИИ. Впрочем, работа продвигалась, но медленно. Где-то уже за полночь, оторвавшись от монитора Дмитрий, осмотрел туманных взглядом пустой, полутемный офис, и почувствовал себя одиноко. Поддался пленительному желанию бросить все сейчас же.

Поднялся и вытянулся во весь рост, отчего хрустнули позвонки и еще какие-то суставы помельче, о нахождении и названии которых Дмитрий и не подозревал. Снова осмотрелся. Тишина и покой офиса, казалось бы, навевали спокойную рабочую атмосферу, особо творческую, созданную для продуктивной работы. Но только не уставшему телу хотелось вот именно сейчас вить из себя нитки разумных идей и что-либо делать. Удивительно было то, что только он остался доделывать задание, все другие «осчастливленные» уже были в других местах.

За окнами чернела ночь и желтые пятна фонарей, достававших макушками как раз к третьему этажу. Там, за окном, была спокойная ночная жизнь, прохлада и бриз залива, – здесь духота и запах пластмассы, нагретой десятками компьютеров.

Дмитрий так устал, особенно душевно, что даже не хотел ехать домой сам, пять минут размышляя, вызвать ли такси или все же решится на последний рывок этого дня, точнее прошедшего, но плавно перетекшего в суматоху нового. Решив все-таки самому добираться, пошел к выходу, взглянув на часы. Осознание того что через несколько часов снова сюда возвращаться сожгло последние силы. На удивление, Дмитрий совсем не спешил. Шел медленно, словно считая ступени лестницы, невзирая на то, что крадет у себя драгоценные минуты отдыха. Но спешка была для него теперь еще преступнее, чем промедление. И на то были свои причины.

01.12 ам, 23 апреля

Попрощавшись с ночной сменой охранников, ошалевший от всех этих переменных локальных, глобальных, и просто уже смешавшихся, от функций и классов, Дмитрий шел по нежной прохладе паркинга. После духоты офиса, наполненного теплым, насухо высушенным, круглосуточно работающими компьютерами, пропитанного запахом нагретой пластмассы, воздухом, лишь отдаленно напоминающем дыхательную смесь, было приятно пройтись по свежему воздуху. Чувствовалось дыхание океана, или может быть залива Сан-Франциско. Неважно, было просто чертовски приятно. Не хотелось садиться в душную машину, накопившую тепло за день, и теперь бережно его хранящую, чтобы отдать севшему в нее. Решил открыть свое, водительское, и задние окна. Нужно было ехать домой, чтобы выспаться и завтра снова погрузиться в этот, честно говоря, начинавший поднадоедать, мир алгоритмической чепухи.

Пронесшиеся лишь на мгновение, такие мысли не могли не напугать Дмитрия. Его специальность, – единственное, что он мог, и мог хорошо и чем был интересен здесь, во все еще новой для него стране больших возможностей маленьких людей. С этой специальностью он связывал свое будущее и карьеру, – и вдруг такие мысли! Именно это умение позвало и дало надежду, когда он только задумывался об эмиграции. Начал искать оправдание такой ситуации, – усталость, конвееризм, спешка. Не было времени остановиться, подумать, отшлифовать сделанное, выдав на выходе, как хорошо написанная функция заранее известный правильного типа результат. Но, к сожалению, в современном мире программирования шедевры уже почти не нужны, – нужен результат в срок указанный заказчиком, и для его соблюдения можно воспользоваться собственноручно сделанными библиотеками или же, уплатив денежку, пользоваться чужим трудом. Именно отсутствие свободного, прежде всего во времени, творчества и порождали такое уныние и апатию. Но лишь иногда, поскольку временами времени не хватало времени чтобы осмотреться, не то что унывать и хандрить. Ритм жизни диктовал свои законы, и не прислушиваться к которым нельзя было, – можно было остаться за бортом, потеряв нити мечты.