Леонид Герзон - Фантазии. 18+

Я был тогда студентом, денег не имел совсем, но тут же подписался на пять лет. Поначалу люди даже стеснялись летать. Это просто шокировало публику, если вдруг под вечер от массы людей, двуного ползущей под скрадывающими своим оранжевыми светом грязь фонарями, отделялся человек и, словно большая бескрылая птица, загораживал кусок неба, поднимаясь в воздух.

Сначала все только резвились, гонялись друг за другом. Любовники целовались в воздухе. Приземлялись на крыши автобусов, заглядывали в окна домов. Потом вошли во вкус. Чего стоило одно только летающее кафе с летающими блюдцами, тарелками, стаканами и прочим. Блюда и напитки, запрограммированные, сами подлетали к клиенту. Музыканты ошалело вертелись в воздухе, трубачей заставляли играть на лету, как ангелочков. Как-то раз утром, по дороге на работу, я увидел в небе над городом коров. Один тип из деревни перегонял их таким способом к своему брату с помощью сотовой связи вместо того, чтобы тащиться на грузовике через весь город. Но его задержала полиция, а коров всех отловили, после того как они весьма невежливо бомбардировали прохожих на одной из центральных площадей.

Лето в нашем городе жаркое, субтропическое, и очень скоро все поняли, что для летящего по небу человека (так же как для плывущего в воде) самая лучшая одежда – купальный костюм. В сумках и портфелях не было теперь нужды – все необходимое следовало за хозяином в летающем бардачке.

Майскими вечерами молодежь слеталась к центру города. Над улицами и площадями словно ласточки летали девушки в купальниках. Вновь появилась мода на забытый боди-арт. Постепенно купальники отпали, и девицы летали в весеннем небе с нарисованными узорами, и еще привязывали к рукам и ногам длинные цветные ленты, которые мельтешили и вились по воздуху вслед за этими раскрашенными летуньями. Вечерами летающий народ стал украшать себя светящимися узорами по телу и фонарными браслетами на руках и ногах. Деревья в институтском парке, облепленные студентами, стали напоминать светящиеся новогодние елки.

Но уже очень скоро людям стало чего-то не хватать в этом свободном полете. Уж слишком он был свободным, или ошиблись в рекламе с «рожденным ползать», а может, все уже так привыкли к быстрым переменам, что постоянно ждали чего-то нового, еще переворотов и революций. Новая революция не заставила себя долго ждать. Но об этом чуть позже.

К осени у людей начисто отпало желание летать. Небо опустело. Как раз в это время, в последние дни бабьего лета, со мной, до тех пор ни разу никого не любившим, произошло любовное приключение, правда, длилось оно всего один день. Мне уже к тому времени тоже порядком надоело летать, да и вообще перемещаться, я просто сидел в лесу, который начинается сразу за нашим институтом, и читал Гамсуна. Я даже пришел в этот лес пешком, как это делали герои Гамсуна, а не прилетел «по сотке», подобно современным балбесам.

Этот роман начался совершенно неожиданно – и так же, как впоследствии будет ясно, неожиданно закончился. На летящую в небе девушку напал орел. Орлы в наших местах не редкость, сам город раскинулся на холмах и спускается к морю; выше, за городом, начинаются уже настоящие горы. Орлы, как известно, особенно злые бывают к осени, когда корма становится мало и подросших птенцов пора выгонять из гнезда, чтобы они начинали самостоятельную жизнь. Девушка была приезжей, в нашем городе у нее жила бабушка. Ее звали, как я потом узнал, Элиз. Она любила одиночество так же, как и я, и, вылетев из дома, блуждала в небе над крышами домов. Потом ветер убаюкал ее, и она уснула, покачиваясь в теплом воздухе, как на морских волнах. Элиз отнесло к моему лесу. Когда она пролетала неподалеку от того места, где на пеньке примостился я, углубленный в чтение «Мистерий», на нее внезапно с высоты спикировал орел и вцепился когтями в волосы. Элиз повезло, что на голове у нее был пышный пучок волос, иначе орлу ничего не стоило бы проломить своим крепким клювом ее череп, и тогда – прощай, Элиз, любовь моя, мы с тобой никогда бы не встретились. Но орел запутался клювом и когтями в длинных волосах девушки, и я услышал его грозный клекот и отчаянный крик Элиз. Такие случаи и раньше бывали у нас. Я уже знал, что делать. Заложив страницу кусочком коры, я положил Гамсуна на камень, схватил первую попавшуюся дубину и взмыл вверх. Поскольку орел крепко запутался в волосах Элиз, я здорово успел обломать ему бока своей крепкой дубинкой, так что он, как говорится, едва ноги унес – в прямом смысле этого слова. Отцепившись наконец от волос Элиз, орел свалился на землю и пополз, еле-еле перебирая лапами, по сосновой хвое к себе в гнездо. Конечно, я никогда не стал бы так бить птицу, не опасайся я за жизнь молодой девушки.

Мы спустились с ней к подножию сосен, и Элиз как смогла привела себя в порядок. В общем-то, орел не успел причинить ей никакого вреда, хотя со стороны эта битва выглядела устрашающе. Элиз была мне так благодарна, что поцеловала меня в щеку, а когда еще раз вспомнила страшного орла, то нежно обняла и поцеловала меня еще раз, а потом еще один раз в губы. Я вынул у нее из волос коричневое орлиное перо.

Так мы познакомились. Элиз была бойкая столичная девчонка. А я небритый, не модно одетый провинциал. До этого меня никто никогда не целовал, кроме мамы. От поцелуя Элиз у меня закружилась голова. Я понял, что больше не хочу летать. Я хочу только, чтобы меня целовала Элиз. «Какой ты смешной, – сказала она. – Ты что, никогда не целовался? Ты что изучаешь? Физику? Тебе надо было изучать биологию, это гораздо интереснее. Ты знаешь, для чего целуются?» И прочую такую ерунду болтала она мне, пока я, задыхаясь, обнимал ее.

Было тепло, темнота у нас на юге спускается быстро, особенно в лесу в горах, с восточной стороны. В сентябре вечером в темноте в лесу всегда очень тепло и тихо. Мы обнялись и легли на мягкую хвою, по которой недавно убежал, прихрамывая, побежденный и наказанный за свою наглость орел.

– Расскажи мне, что ты тут читал, – попросила Элиз, и я стал рассказывать ей про Нагеля.

– Жаль, что темно и я не могу тебе прочитать, – сказал я.

Но я хорошо помнил книгу, я перечитывал ее уже до этого несколько раз.

– Ты похож на Нагеля? – спросила Элиз.

– Наверно, я хотел бы быть на него похожим, но вообще-то, если честно, то я не похож. Хотя и люблю бродить по лесам, как он.

– Это Гамсун любит, а не Нагель, – сказала Элиз.

Может, и так. Мне страшно захотелось дотронуться до ее груди.

– Ты все-таки похож на Нагеля, похож, – смеясь, сказала она. – Ты такой же наглый, как он, – пыхтела она, борясь со мной и заламывая мои наглые руки мне за спину. – Подожди, что скажу, – вдруг воскликнула она, и я от неожиданности отпрянул назад, а она оттолкнула меня так, что я повалился на хвою.