Леонид Герзон - Фантазии. 18+

Витя полетел под стол. Не под тот, за которым мы сидели, а под второй, на котором стоял тостер, банки с вареньем, чай, ящик с ложками и вилками и прочая кухонная утварь. Стол этот перевернулся, и вся утварь посыпалась Вите на голову.

– Сама, значит, хотела, – повторил Алеша, встав со стула, и к первому своему удару прибавил второй, тоже длинный, обрушившийся сверху на голову выползающего из-под перевернутого стола Вити. Витя рухнул на обломки стола, но тут же вскочил и с криком «Ах ты скотина!» запустил Алеше в лицо чайничек для заварки. Алеша увернулся, и чайничек попал в Генину голову, отчего разбился, а Гена вскочил на ноги с огромной шишкой на лбу (впрочем, нет, шишка выросла потом). Все мы повскакали со стульев. Витя был около двух метров ростом, он возвысился над всеми нами, схватив горсть кухонной утвари, и принялся швырять ее сверху на наши головы. Мы бросали в него пустыми бутылками и стаканами. Но разве можно нанести человеку, которого ненавидишь, достаточный вред пустой бутылкой и тем более стаканом? Алеша ринулся на Витю через большой стол, споткнулся и, прободав его головой в тощий живот, повалил на кучу битой посуды и объедков. Завязалась драка. Шуму было много от криков и бьющейся посуды, и скоро стали стучать в дверь, но мне масштаб драки показался маловат, и я повалил холодильник. Вообще-то я хотел повалить его на Витю, катающегося по полу в обнимку с молотящим его кулаками по морде Алешей, но Витя ловко вывернулся, и холодильник придавил Алешу. Правда, Вите тоже хорошо досталось: большой чугунный котел, стоявший на холодильнике, набил на Витином черепе крупную шишку. Он бы, наверное, убил Витю насмерть, если бы за мгновение до этого на Витину голову не наделась моя новая сковородка с тефлоновым покрытием. Звук от удара котла о сковородку был таким страшным, что на минуту стуки во входную дверь и крики, доносившиеся из коридора, прекратились. Алеша не мог выбраться из-под холодильника и участвовать в драке, и тогда он принялся истошным голосом изрыгать проклятия. Тогда в дверь стали стучать с удвоенной силой, и, по-видимому, кто-то начал ее выламывать – во всяком случае, периодически приближающийся к двери топот ног сменялся глухим ударом, от которого все сотрясалось. Наш вечно недосыпающий сосед за стенкой, Андрей, как всегда в таких случаях, со всего размаха бил в стену своей двадцатичетырехкилограммовой гирей.

Через полчаса приехал наряд, но майор в отделении, увидев, что мы пьяные, отпустил нас всех. «Не деритесь больше, ребята, – ласково попросил он. – У меня у самого трое сыновей. Что с ними делать, ума не приложу, каждый раз затевают мордобой! Что, девушку не поделили?»

– Девушку? – попробовал было взреветь Алеша, но голос его – то ли от водки, то ли от долгих криков – совсем осип.

В общежитие мы вернулись к восьми часам утра. На нас живого места не было. Народ как раз выходил из корпусов и спешил на лекции.

– Что это с вами? – спрашивали все.

– Да так, ничего, – отвечал всем наименее пострадавший Гена. – Попали в автокатастрофу.

У меня и вправду так болела голова, будто после автокатастрофы. Во рту все пересохло, и эта сушь жгла нёбо. Главное, в общежитии ничего не осталось, друзья выпили всю мою водку и всю водку Игоря. Я боялся, как бы у нас не наступило обезвоживание.

Возле корпуса напротив стоял белый шестисотый мерседес. За рулем его сидел тот самый Валера – генеральный директор нашего отделения «Микрософта». Из подъезда с несколькими тетрадками в руке вышла Лена. Она подошла к мерседесу, Валера вышел, они обнялись и поцеловались. Но тут через плечо Валеры – она была выше его – Лена увидела нас. Она что-то ему сказала и подошла к нам.

Мы смотрели на Лену во все глаза. На ней было коротенькое, совсем легкое голубое платье. Ее длинные белые ноги были обуты в сандалии, сплетенные из тонких ремешков. Густые пепельные волосы рассыпались по плечам, и ими играл утренний ветер. Но самыми прекрасными у Лены были ее большие голубые глаза. Я не представлял себе, что такая девушка могла бы быть моей женой; быть может, сестрой?

– Мальчики, что с вами? – спросила Лена.

– Автокатастрофа, – сказал Гена.

– Когда?

Мы молчали.

– Сегодня ночью, – пришлось соврать мне. – В два часа.

– И в таком виде вас выписали из больницы?

– Нас забрали в милицию. Вот только что отпустили – мы ни в чем не виноваты…

Лена побежала к мерседесу. Она что-то сказала Валере – тот, не говоря ни слова, сел за руль, и они подрулили к нам. Валера вышел и открыл перед нами заднюю дверь машины.

– Садитесь скорее, – сказала Лена.

Мы не поняли.

– Ну, садитесь же! Мы вас отвезем.

– Куда? – просипел Алеша.

– В приемный покой! У вас, наверное, сотрясение мозга! Скорее, сажай их, видишь – они не в себе! – сказала Лена Валере.

Валера молча подтолкнул нас, и мы погрузились в мерседес.

– Хорошо, что мы как раз подъехали, – сказала Лена, когда Валера уже выруливал на бульвар. – Я и не собиралась заезжать в общагу, случайно вспомнила, что оставила Лильке конспекты, а они мне нужны сегодня.

– Как, – поразился Алеша, – значит, ты дома не ночевала?!

Валера пристально посмотрел на него в зеркало заднего вида, но, видимо решив, что у Алеши и правда сотрясение мозга, промолчал.

– Что с тобой, Алеша? – не поняла Лена.

– А где твой ноутбук? – продолжал Алеша.

– Ноутбук? – удивилась Лена. – Я его неделю назад папе отдала. Он какую-то презентацию готовит. А в чем дело?

Мы с Геной и Алешей посмотрели на Витю, а он отвернулся и стал смотреть в окно. Словно большая белая птица мерседес высвободился, наконец, из пробки и понесся по свободному проспекту в сторону второй городской больницы. За окном мелькали дома, деревья, пешеходы. Валера слегка прибавил скорость, и мы успели проскочить перед переезжавшим дорогу трамваем. Впереди на нашей полосе видна была пробка, но мы настигли мчащуюся с мигалкой скорую и, пристроившись к ней в хвост, погнали мимо всех.

Я сидел позади Лены. Ее длинные, пахнущие цветами волосы растрепал ветер, врывающийся в открытое стекло, и они нежно ласкали мне лицо.

Вот уже третий год снег выпадает, как по заказу, в ночь на первое декабря, и каждый раз первого я выхожу на улицы полюбоваться заснеженным городом. В мире происходит какая-то неточность, я знаю это, но она очень маленькая, и я никак не могу эту неточность определить. Я словно спустился в этот глубокий городской овраг откуда-то оттуда, сверху – с серого, заваленного облаками неба. Я поднимаюсь в гору по улице Адар к рынку, иду мимо бесчисленных мясных, овощных лавочек, пекарен, книжных и обувных магазинчиков.

Хайфа в снегу. Склоны гор облеплены детьми, нередко санки выскакивают на дорогу, и водителю переполненного автобуса приходится тормозить, прыгать в снег и отдирать от колес покореженные полозья и дощечки.