Вячеслав Митяшов - Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья

– Это то, как раз и не прятали, Нишерле. Скрывали те знания, которые могли бы нанести вред.

– Здесь написано про такое? Ведь так?

Старик посмотрел в загоревшиеся мстительным огнём глаза юноши, на мгновение задумался, словно принимал некое, очень важное решение, и сказал:

– Да, это так. В этой рукописи достаточно тайн, способных принести много несчастий.

– Тогда нужно…

– Нет, не нужно! Месть, о которой ты грезишь, поражает не только того, на кого направлена, но и мстителя. Вспомни нихайу Сеитэ, да чего её довела месть?

– Значит, пусть приходят, пусть убивают, насилуют?! А мы будем терпеть и рассуждать о саморазрушении? Только не говори, что любой из нас может покинуть Азулахар, спрятаться в каком-нибудь Пешрафе или Ааре. Это не выход.

Старик вдруг скривился от боли, приложил руки к животу, и Нишерле разом опомнился, забыл о своей гневной тираде.

– Что такое? Тебе плохо?!

– Нет… нет, сейчас пройдёт. Немного разволновался, вот и заболела рана.

– Ох, прости, прости, дедушка! Я совсем забылся.

Боль немного отпустила, и раненный, облегчённо вздохнув, откинулся на подушки. Руку юноши ласково сжала его сухая, горячая ладонь. Старик улыбнулся слабой, вымученной улыбкой и проговорил:

– Я понимаю тебя. Ты молод, ты полон стремлений, ты ищешь справедливости и мести. То, что они делают с нами, с нашими женщинами, не должно оставаться безнаказанным…

– Тогда расскажи, что в этой книге такого, если она написана тайными символами?

– Дай мне время подумать, Нишерле. Я не могу вот так, сразу, решиться вложить в твои руки это оружие. Слишком много сложностей, слишком много опасностей, особенно для тебя.

– То есть, ты уже не против того, чтобы наказать наших врагов?

– Не торопи меня, Нишерле. Тебе и Бэудише я желаю только добра, поэтому должен крепко подумать.

Юноша склонил голову в знак согласия. Но любознательная натура не давала покоя, он хотел попросить деда хотя бы намекнуть, что же это за оружие, которое позволит отомстить за Азулахар и Бэудишу, но в этот момент дверь открылась, и в комнату вошла сестра с подносом в руках.

– Иди, ешь. Не мешай дедушке, – шикнула она на брата и, сев на кровать, принялась аккуратно кормить деда маленькими кусочками варёной рыбы.

Нишерле встрепенулся, хотел рассказать Бэудише, что у деда есть страшные тайны, при помощи которых можно наслать на недругов множество несчастий, но старик, словно почувствовав это желание, строго посмотрел на внука и показал глазами на дверь. Юноше ничего не оставалось, как спуститься вниз, где его ждал приготовленный сестрой обед.

В послеобеденный час, когда солнце палило землю, жизнь в Азулахаре замирала. И без того обезлюдевший город в это время мог показаться совсем вымершим. Редко кто без крайней нужды решался покидать дом.

Старик отложил в сторону книгу и закрыл глаза. Нещадно ныл желудок, мешая сосредоточиться. Даже несколько крошек рыбы разбередили рану. Пока внучка кормила его, он держался, старался улыбаться, пересиливая боль, чтобы не расстраивать её. Но когда Бэудиша ушла, несчастный весь сжался и едва сдержал рвавшийся из груди стон. Сейчас немного отпустило, по крайней мере, боль стала не такая иссушающая.

Ему, всегда твёрдо принимающему решения, на этот раз было тяжело. Он колебался, раздумывая о том, стоит ли посвящать детей в тайны этой книги. Имеет ли он право вложить в их руки смертоносное оружие возмездия. Если сделавший записи его предок, между прочем, как говорят, посвящённый Тёмной богиней в знания, ничего не напутал и не привирает, бед это оружие принесёт гораздо больше, чем вся армия нихайи Сеитэ.

Старик вздохнул, закрыл глаза. В памяти снова всплыли мёртвые тела их соседей, раздувшиеся от жары и обезображенные, испуганные лица женщин и детей Азулахара, сотрясающаяся от рыданий несчастная Бэудиша, гибнущие от сабель врага, вставшие на защиту своего дома мужчины. Но и там, на другой чаше весов, кроме негодяев, жаждущих протянуть свои руки к богатствам Асула, есть ни в чём не повинные люди – старики, женщины, дети. Какая участь ждёт их, если он позволит страшному демону вырваться на свободу?

Старика вдруг осенило, он снова взялся за книгу, открыл её, и с самого начала принялся читать, уделяя внимание лишь самому важному. Коричневый, узловатый палец медленно скользил по пожелтевшему от времени пергаменту вслед стремительной вязи букв.

…Название недугу – джуммэ – я дал не случайно. В тот день, на редкость тёплый для выдавшейся в этом году прохладной зимы, соседи, семейство благородного купца Шамфиха, позвали меня для того, чтобы показать внезапно заболевшего младшего сына. По словам его отца, болезнь эту он получил после игры с верблюжонком, привезённым из Азулахара. Небольшое государство в оазисе Фаджула всегда славилось этими чудесными животными, но никто никогда не мог купить их. Запрет на продажу верблюдов за пределы Фаджула вынудил Шамфиха прибегнуть к услугам охотников. Северо-западный угол оазиса, рядом с горной грядой, считался местом тихим, безлюдным. Там можно было поймать верблюжонка незаметно для глаз грозного правителя.

Недуг развился стремительно. Жар обрушился на несчастного малыша, он метался в бреду и постоянно повторял: «А у меня бобовые зёрнышки». Я заметил нечто, похожее на чёрную фасоль «Джуммэ», выращиваемую в Ааре, на сгибах рук, на подмышках, рядом с пахом. Судя по всему, мальчик заразился от верблюжонка неизвестным паразитом…

…Через четыре дня несчастный мальчик умер. Последние два дня он сильно кашлял, разбрызгивая вместе с мокротой капельки своей крови. А в день похорон, когда тело его везли в семейный склеп на берегу Яраны, умер и его отец. Ещё вчера он жаловался на головную боль, ломоту, и все, в том числе и я, считали это следствием переживаний за судьбу сына. Но сейчас, в траурной процессии, когда я подошёл, чтобы осмотреть его тело, то заметил на его руках такие же бобовые зерна. Таинственный джуммэ не был паразитом…

…Не знаю, что спасло меня. Быть может милость давшей мне знание богини, а может и то, что я утром, днём и вечером принимал горячую ванну и окуривал свой дом целебными травами. А вокруг царила смерть. Весёлый, полный жизни Аррикеш превратился в склеп. Люди умирали сотнями. Здоровые, сильные мужчины уходили утром работать, а вечером многих из них находили мёртвыми. Женщины падали замертво, готовя своим мужьям ужин. На улицах больше не было слышно детского смеха.

Загадочная джуммэ теперь часто не оставляла на теле следов в виде чёрных бобов. Я произвёл несколько вскрытий умерших без видимой причины и обнаружил, что грудная клетка погибших, их органы дыхания сгнили заживо и наполнены чёрной сукровицей. Мне приходится закутывать себя с головы до ног в одежду, оставляя лишь щёлочку для глаз. Потом одежда сжигалась, а я обтирался крепким горячим вином и регулярно мылся. Дом мой настолько пропах благовониями, что я не знаю, смогу ли когда-нибудь избавиться от их запаха…