Вячеслав Митяшов - Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья

– И ты думаешь отступить?

– Никогда. Клянусь тебе, кто бы ни был тот ястреб, я ощиплю его, как курицу, если он решит помешать нам.

– Осторожнее с клятвами, братишка, – Бэудиша улыбнулась и, легонько щёлкнув его по носу, пошла к костру.

Кто же ты, ястреб? Нишерле поднял глаза к темнеющему небу. Враг или друг? Или просто бесстрастный наблюдатель? Дело, задуманное ими, изменит жизни многих сотен тысяч, едва ли высшие силы останутся безучастными. Говорят, Несущую смерть направляла сама Чёрная богиня, силу которой не в состоянии превозмочь никто из сонма богов. А он будет ли один в своей борьбе? Что ж, скоро узнает. Пройдёт ночь, а когда придёт утро, предел будет преодолён, и мир расколется на тех, кто с ним, а кто против него.

Нишерле с заметным усилием поднялся по гладкому камню, остановился и, обернувшись, посмотрел на наблюдавших за ним товарищей. Нет, небеса не разверзлись, не ударили молнии, земля не содрогнулась в этот миг. Ровным счётом ничего не произошло. Всё так же ласково светило утреннее солнце, маленькая ящерка вылезла из какой-то щели и залезла на ещё прохладный камень в ожидании хорошей порции тепла. Верблюды и лошади что-то жевали, сохраняя абсолютное спокойствие. Им было всё равно, что делают люди, лишь бы никому из них в голову не пришло опять резать им кожу и втирать в ранки всякую гадость.

– Осторожнее, не поскользнитесь, – предупредил Нишерле и протянул руку Бэудише.

Девушка легко, словно фея, взбежала по камню и, очутившись рядом с братом, взяла его за руку не для того, чтобы удержаться на склоне, а просто по велению сердца. Ещё четверо – Хашиз, Зафрамши, Чуюр и Фтах – подхватили заплечные мешки с запасом еды и воды и начали восхождение к вершине вала, осторожно ступая по гладкому камню.

Оставшиеся в лагере шестнадцать человек проводили своих спутников задумчивыми взглядами. Вероятно, каждый из них сейчас задавал себе один и тот же вопрос – что ждёт их, с чем вернутся назад эти шестеро и вернутся ли. Если ан-Химеш ошибся, их шансы выжить ничтожно малы.

Но отступать уже поздно. Если их ждёт смерть, значит такова судьба. Маленький отряд поднялся на вершину вала. Фигурки людей на таком расстоянии казались маленькими букашками. Кто-то из них, видимо Бэудиша, обернулся, помахал на прощанье рукой, и они исчезли по ту сторону скалы.

Нишерле сделал несколько шагов вниз по склону и остановился. Тяжёлый подъём сбил дыхание, и он дышал, словно вынырнувший из пучины ныряльщик. Да и спутники его, тем более Бэудиша, выглядели не лучше.

– Как красиво, – хрипло прошептала она.

Юноша присел на камень, неотрывно смотря на раскинувшуюся перед ним долину. Бескрайнее зелёное море с холмами-волнами, острова белых и алых цветов. Где-то вдалеке едва виднелись сквозь синеватую туманную дымку граничные скалы. Серебряной лентой посредине бежала неширокая речушка, впадавшая в озеро формой идеального круга. Вдоль берега, вздымая тучи пыли, бежало огромное стадо антилоп. Тут же, на отмели, в воде стояла, похожая издали на розовое облако, стая фламинго.

– Я не верю, – прошептал Хашиз. – Это место не может быть проклятым. Это чертоги небесного блаженства, а никак не дом джуммэ.

– Несущая смерть тоже была прекрасна как утренняя звезда, – ответил Нишерле. – Внешность, порой, обманчива.

Он поднялся и, ловко скользя на подошвах сапог, начал спуск. Лишь у границы, где камень уходил вглубь красноватого жирного грунта, юноша остановился, словно боялся ступить на названную проклятой землю. Так же в нерешительности, рядом с ним остановились и остальные его спутники. Отчего-то казалось, что первого, кто поставит туда ногу, ждёт незавидная участь ощутить на себе всю силу проклятия. Они переглянулись, и Хашиз, скрепя сердце, уже собрался сделать первый шаг, но Бэудиша опередила его. Сердце Нишерле ёкнуло, когда он увидел, как обутые в запылившиеся сапожки ноги сестры коснулись земли, примяв траву.

– Идёмте же, – девушка задорно улыбнулась и показала брату язык.

– Идём, – словно эхо отозвался брат и сделал шаг вперёд.

Солнце медленно перевалило за полдень, но сидевшие под навесом люди и не думали подниматься. Куда приятнее сидеть на берегу весело журчащего ручейка, чем брести по земле, дырявой, словно сыр, изрытой норами сусликов и другой мелочи. Эти грызуны были здесь повсюду. Сотни и сотни стояли вокруг столбиками у своих нор, высматривая, что же делают незваные гости в их долине. Но стоило сделать шаг в их сторону, и животные тот час исчезали в своих укрытиях.

– Остановимся здесь, – сказал Нишерле.

– И чем тебе здесь нравится, – спросила Бэудиша.

– Неплохое место, сестра. Да и идти дальше нет ни малейшего смысла – наши поиски можно начать отсюда.

– Так что же мы ищем?

– Ничего особенного – просто погибших животных. Или ты думала о чём-то ином?

– Не знаю, – Бэудиша смущённо улыбнулась. – Пока мы шли сюда, я представляла себе тёмную, затхлую пещеру, в глубине которой бурлит зловонный источник, полный зелёной жижи. Или не источник, а шкатулка, в которой лежит череп, наделённый свойством хранить в себе силу джуммэ. Ни уж никак себе представить не могла, что нам нужны дохлые суслики.

– А нам нужны именно они, – брат засмеялся. – Но это завтра, а сегодня мы заслужили немного отдыха. Эй, Хашиз, достань-ка ту самую флягу – сейчас можно.

Штакшетин осклабился, на его тёмно-коричневом лице белым мрамором сверкнули зубы, и он одним движением выудил из заплечного мешка Нишерле обтянутую кожей деревянную флягу. Вытащив пробку, он, поклонившись, протянул её юноше. Тонкий аромат степного мёда и винограда разом вскружили голову.

Выдержанный «Асульский мёд», чудом сохранившийся в одном из подвалов, Нишерле специально взял несколько фляг как раз для таких моментов, когда есть немного времени для отдыха перед очень важным делом. Губы коснулись горлышка, и божественный нектар обволок язык вкусом сладкого винограда. Юноша сделал глоток и, закрыв от удовольствия глаза, передал флягу Бэудише.

На долину опускалась ночь. Темнота поглотила в своё ненасытное чрево и каменный вал, и скалы, и озеро с речушкой. Смолк треск кузнечиков, замолчали птицы. И лишь шорох в снующих траве в поисках наживы полёвок нарушал тишину.

Хашиз предусмотрительно положил вокруг лагеря верёвку из конского волоса, пропитанную какой-то гадостью, отпугивающей грызунов. Ещё не хватало, проснувшись утром, обнаружить, что припасы из заплечных мешков перекочевали в мышиные кладовые.

Лёгкий ветерок тихо шептал в стебельках и травинках, не давая воздуху застояться, и успокаивал, убаюкивал. Все шестеро спали спокойным, безмятежным сном. Они не видели и не слышали, как рядом, в паре десятков шагов от их лагеря, на берегу ручья появились две тени. Высокий, мощный мужчина, облачённый в тогу, с гривой отливающих рыжиной даже на лунном свете волос и окладистой бородой. И изящная, хрупкая, словно фарфоровая статуэтка, темноволосая женщина в перетянутом широким поясом простеньком длинном платье. Неспешно пройдя несколько шагов, они присели на торчавший из земли камень.