Надежда Васильева - Бесовы следки

В палате, кроме неё, были ещё трое. Молоденькая девушка из Барнаула, Ларочка, с подозрением на эпилепсию, женщина лет тридцати с очень приятным голосом и, судя по всему, с такой же привлекательной внешностью да ещё одна пожилая дама, обследуемая на опухоль головного мозга. Коренная ленинградка, она держалась очень важно. С гордостью рассказывала о том, что всю жизнь не работала, муж её очень ценил и уважал. Татьяна не смогла сдержать усмешки. Надо же! А тут не везёт всю жизнь!

Четвёртый раз замужем, а всё вкалывать приходится, хотя тоже не из тех, кого не ценят…

Обстановка в палате, несмотря на разницу в возрасте её обитателей, была неплохая. Сохраняя и в этом плачевном своём положении иронию, Татьяна, хохмы ради, называла себя «подслушивающим устройством КГБ». Уши невольно и теперь уже более обостренно ловили всё, что творилось вокруг: каждый вздох, каждый скрип, каждое слово… Никогда не была любопытной, всегда считала это ниже своего достоинства, однако нынче это качество, возможно, оставалось единственным проявлением интереса к жизни.

К Марии Александровне то и дело приходил кто-нибудь из родственников, словно они договорились не оставлять её одну со своими нелёгкими мыслями ни на минуту. Всё время забавляли её разговорами о внуках, соседях, племянниках… Приносили фрукты, овощи, сладкое и обязательно что-нибудь горячее в термосе. Больничного Мария Александровна не ела. Такое внимание к себе родственников умиляло её. Татьяна же поражалась. Ей видеть никого не хотелось. Ну, разве что дочь…

Ларочка, несмотря на свои восемнадцать лет, была настолько наивной, что мыслила, как Маришка. Татьяна с удовольствием слушала её веселую болтовню. А по ночам у девушки случались приступы, которые приводили в ужас женщин. Татьяна, не поднимаясь с кровати, давала им ценные указания: «Прижмите к постели руки и ноги! Всуньте в рот полотенце! Положите на лоб мокрую пелёнку!»

Третья их соседка по палате, Людмила, была на первой группе инвалидности и приезжала в институт регулярно на выкачку жидкости, что скапливалась в задней части левого полушария головного мозга. По словам Ларочки, припухлость эта нисколько не портила женщину. Она так искусно обвязывала голову косынкой, что казалось: у нее под платком пышная прическа. Привыкшая к своим бедам, Людмила и в больнице жила полной жизнью, с готовностью откликалась на ухаживания молодого грузина по имени Важо. Заглядывая к ним в палату, Важо сыпал шутками и анекдотами, словно находился не в нейрохирургии, а в санатории. И, казалось, совсем не думал о предстоящей операции на мозге.

Людмила появлялась в палате редко, и поэтому все разговоры крутились только вокруг её любовных приключений. Мария Александровна в открытую Людмилу не осуждала, но чувствовалось, что в глубине души она чисто по-женски завидует этой молодой паре. Ларочка же, наоборот, восхищалась этим необычным романом и вечерами шепталась с Людмилой в коридоре, выспрашивая все подробности их взаимоотношений.

Татьяна принимала всё как должное. Молодец девчонка! Если бы не эта слепота, она тоже бы нашла себе немало развлечений. Да куда тут денешься, если даже до туалета поводырь нужен. Раньше, болея, она могла читать, писать, вязать, смотреть телевизор. Теперь оставалось одно – слушать. Обрисовывая от безделья внешний облик соседей по палате, посетителей, медработников, она забавлялась, убеждаясь со слов других, что всё совпадает. Однако всё чаще собственная беспомощность начинала просто бесить. Она резко садилась на кровати, до крови кусала губы и в ярости трясла головой, словно пыталась сбросить с глаз ненавистную чёрную повязку. Нет, дьявол не мог придумать для нее кары изощренней!

Раздумывая над смыслом бренной жизни нашей, а уж теперь-то на это времени у неё было предостаточно, всё больше склонялась к мысли о существовании каких-то сил, которые предопределяют человеческое бытие. Ведь есть что-то, что ставит в зависимость от времени рождения каждого человека его судьбу и характер. Вот она, например, Весы, рожденные в год Кота. Ей прочитали в газете «Натали» гороскоп – она прямо обомлела: ни слова ни прибавишь, ни убавишь! Будто кто её по косточкам разбирал…

В гаданье не то чтобы верила, но и не отмахивалась. Гадали ей в жизни трижды и, что самое странное, каждый раз называли одну и ту же дату смерти…

И вдруг вся заледенела, пошла липким потом, который струйками начал стекать с лица, живота, лодыжек… Ей же тридцать восемь в декабре, через полгода! Господи, как же она забыла об этом?! Всё время держала в голове, а тут забыла… Почему только сейчас ей это вспомнилось? Прямо мистика какая-то, не иначе.

В Воронеже возле базара часто останавливались на постой цыгане. Нельзя сказать, что это было по душе местным жителям, особенно тем, кто торговал на рынке, да что поделаешь? Народец этот – точно саранча: нагрянет – не спросит, законы им не писаны, к недобрым взглядам они привычны – этакие мелочи их не щекочут. И вот уже раскинуты латаные палатки, перекликаются ржаньем породистые кони, поскрипывают колеса причудливых фургонов. Базарная площадь полна цыганского гиканья, зазываний услужливых ворожей, бесполезных проклятий местных ротозеев, у которых чумазые цыганята, применяя всяческие хитрости, весело, вроде бы играючи, крадут всё, что плохо лежит.

Несмотря на некоторую брезгливость, цыган Татьяна уважала за наглую дерзость, полное отсутствие комплексов в повадках и одежде, за редкое умение жить в угоду своим желаниям и ещё что-то неуловимое, что роднило её с ними. Вот почему, узнав о приезде цыган, уговорила однокурсников, только-только «сваливших» сессию, повеселиться среди этой праздной публики. Расторопные цыганки тут же стали хватать за руки девчат, пророча им любовные утехи, удачные замужества, долгую счастливую жизнь. Но почему-то ни одна из гадалок не подходила к Татьяне. Её это удивило, потом разобрало. Сама цепко схватила за руку молодую девицу в цветастой юбке и потребовала:

– А ну погадай, милая! И не дай Бог тебе мне что-нибудь соврать!

Но та взглянула на неё так, что у Татьяны от изумления брови сами поползли вверх. А цыганка вдруг злобно прошептала:

– Ведьма ведьме не гадает!

– Что-о-о! – вскипела Татьяна. – Ах ты, чумазая! А ну веди к бабке своей, раз сама врать разучилась!

Девчонка попыталась выдернуть руку, но не тут-то было! Просто так от Татьяны ещё никто не уходил.

Худая, с темными рифлёными морщинами старуха подошла к ней сама. Подобные мху-ягелю, космы её волос небрежно выбивались из-под тёмной шерстяной косынки, завязанной сзади узлом.

– Чего к девке пристала? Отпусти! – дребезжащим голосом потребовала она. Да так, что руки у Татьяны невольно разжались под её спокойным гипнотизирующим взглядом.