Владимир Задра - 65,99 градусов северной широты. Сборник рассказов

Не могу сказать, что не бываю на природе. Со спиннингами побывал от Каспия до Баренцева моря. Могу поддержать любой разговор о рыбе, рыбалке, рыболовных снастях. Например, почему каспийская селёдка иногда называется залом? Легенда гласит, что ещё в царских рыболовных артелях в Астраханской области применялся специальный ломик для разделывания рыбы, на одном конце которого был крючок для захвата рыбы, а на другом – нож. И если селёдка превосходила по размерам этот ломик, то она автоматически переходила в категорию “за-лом”.

И вот настал день, когда всё было в этих цветах, а это приблизительно две сотки земли. Я видел в Азербайджане целое поле маков, но здесь, на Крайнем Севере, зрелище не хуже, как будто эти цветы солнышка нам добавляют. И сами цветы необычные, чем-то ромашку напоминают, но жёлтые, лепестков гораздо больше и сами они узкие, а сам цветок двухъярусный. Поинтересовался у сослуживцев:

– Как называются эти цветы? Кто их высаживал?

Но никто ничего не знает:

– А бог его знает. Полевые цветы…

И вдруг замечаю, что среди цветов появился знакомый с детства одуванчик. С каждым днём их становится всё больше и больше. Тут я уже не выдерживаю и иду детально знакомиться с цветами. Точно! Одуванчик! Стебель мощный, любую головку цветка выдержит, листья достаточно большие, узкие, в профиль чем-то ель напоминают, корень длинный, ветвистый и уходит вглубь. Вырвать с корнем практически невозможно. Хотя одуванчик считается сорняком, но сколько лекарств из него приготавливается! А какое варенье из цветков, по ароматному запаху напоминающее цветочный мёд!

Смотрю на эти родные одуванчики и почему-то о человеческой жизни задумался. Кто как проживёт свою жизнь: сорняком или для пользы. Ведь мы чем-то их напоминаем: неприхотливы, непритязательны, но будем цепляться за жизнь из последних сил. И как одуванчик, повзрослев, разлетаемся по свету из своего отчего дома, осваивая новые пространства и создаём уже свой дом и свои маленькие солнышки…

Давно было, я ещё маленький был. Мама мне говорит:

– Сегодня мы идём на день рождения к моей сестре.

– Ура! Что-нибудь вкусненькое поем! – радуюсь я.

– А ты что, голодаешь или дома не бывает вкусненького? – с укоризной спрашивает мама. – Гёрмямиш!* Мне стыдно за тебя!…

Она меня так отчитала! На всю жизнь запомнил. Хотя перед этим проглотил пятнадцатикопеечную монету и мне за это почти ничего не было. Только мама затаскала меня после этого по больнице и поликлинике. Каждый день она с врачами следила по монитору, как эта монета движется к естественному выходу. У меня врачи спрашивали, какую именно проглотил монету: показывали разные и даже металлический рубль. Но я же был не совсем маленький, чтобы глотать целый рубль! И, наконец, настал день, когда мама нашла в моих какашках эту злосчастную монету и показала мне. В истинности монеты я засомневался, так как проглотил новенькую и блестящую, а эта была чёрной.

Мама, моя милая мама, тебя уже давно нет, но я всё равно чувствую себя под твоей защитой. Недавно, седьмого апреля, в день твоего рождения, обкуренный молодой человек стрелял вокруг себя из травматического пистолета и вдруг приставил его к моей голове…

Наверное, Бог сказал тебе:

– Рената, смотри за своим сыном сама, ты справишься.

* Гёрмямиш (азерб) – голодушник, человек с ненасытными глазами.

– Что ты на меня смотришь и смотришь? Лучше бы кусок колбасы дал! Никогда не пробовал… И лапка у меня болит, хромаю – мальчишки камнем подбили на улице. И братья меня обижают, потому что я самый маленький. А сёстры – вообще ужас! С ними даже братья не связываются. Как поднимут скулёж, так мамка сразу прибегает. Какой же у них противный голос! И ещё у меня голова постоянно болит. Мы же все в подвале родились, когда на улице было минус сорок. Мамка нас и перетаскивала с места на место. Всю голову мне отбила о стены и трубы. Я всё время голодный – у мамки молока уже нет, хотя сиськи висят почти до пола. А то, что есть – высасывают братья и сёстры. Мамка тоже хороша, нашла с кем любовь крутить. Нет, чтобы с волкодавом. У него в рационе творог, яйца, мясо, косточки. Ему даже обед готовят. На всю нашу семью хватило бы. Папашка настругал шестерых детей и не помогает нам, только умный вид делает. А братика у меня уже одного нет – мальчишки его замучили. У вас, у людей, хорошо – детские дома, потом квартиры должны дать. Обманывают, правда, сирот часто. Но хоть перспектива какая-то есть. А некоторых даже в семью берут, редко, правда. А у нас какая перспектива? Дождь, снег и подвал! И никто не подойдёт, доброго слова не скажет. Сестрёнкам легче, они всё равно как-то приспособятся. Нет, я не плачу! Мне по статусу не положено плакать, я же мальчик. Мальчишки к моему хвосту пустую консервную банку привязали. Вот страху натерпелся: я бегу, а банка за мной гонится и грохочет. Сердце чуть не выскочило. А папашка наш голодранец и трус! Две недели назад собачий ящик приезжал, так папашка первый сбежал. А мамка увела людей от нас, с тех пор мы её не видели. Теперь больше никто не подойдёт и не лизнёт меня, и не к кому больше прижаться…

Хоть посмотреть на эту колбасу, как она выглядит…

Труба за окном, наверное, больничная котельная, верхушки деревьев и маленький кусочек неба. Звуки улицы, обычно назойливые и раздражающие, почти не беспокоят. Скоро весна. Пока деревья стоят не одетые. Видно, как шевелятся ветки под порывом ветра или под тяжестью севшего воробья. С каждым днём их число увеличивается. Вот кто самый демократичный и общительный народ. Каждый радостно всем сообщает о своём появлении. Посидеть бы с ними на веточках и почирикать, а то лежишь, как в склепе. Представляю, как будет хорошо здесь весной. Так же как и в моём старом дворе. Хоть и взяли с Аллой новую квартиру, а ноги сами идут к своему старому дому. Посидишь на лавочке около дома или на балкон выйдешь и просто дышишь. Воздух там какой! Алка сразу привыкла к новой квартире, а я так и не смог. Не моё это всё! Мне ближе, когда мы, одиннадцать человек, в шестидесяти квадратах жили. Сейчас, в стометровой, ищем друг друга. И кругом высотные дома – солнца даже не видно. Тоска!

Скоро жена придёт, надо подготовиться. Она и так уже “дошла” со мной. Единственное, что мог сделать, настоял, чтобы положила сюда: лекарства, процедуры, уход – мол, ещё есть надежда. Хватило бы мне только сил до конца выдержать эти боли и достойно уйти. Перепробовано уже всё, но пока не научились лечить эту болезнь. Может и научатся лет через сто.

– Федя, привет!

– Здравствуй, Алла.

– Лекарства принимаешь? Тебе веры нет! На процедурах был?