Рина Гонсалес Гальего - Субботняя свеча в Ираке, или Операция «Микки Маус»

Закончив объяснение, капитан Кларк отпустил меня, предварительно посоветовав обратиться в медпункт. Я взяла со стола свое кепи и распрощалась. Он так и не догадался, что я – не моя сестра.

Оказавшись на улице, я надела кепи и почувствовала, что у меня на голове кто-то сидит. Я испуганно тряхнула головой, кепи упало, но вместо какой-нибудь ползучей гадости там оказалась записка. Я развернула ее и прочла:

Дорогая ефрейтор Граммал!

Я не знаю вашего имени, но вы мне страшно нравитесь. Давайте познакомимся поближе. Я буду ждать вас завтра в 8 вечера у стены с надписью «Здесь не помойка».

Я не выдержала и прыснула. Мне живо представились эта стена и мешки с мусором, сваленные возле нее, несмотря на грозное предупреждение. Надо же, еще никто не назначал мне свидание на помойке. Романтика – умереть не встать!

Полтора года назад ни о каких свиданиях и речи быть не могло. Из-за того окружения, в котором мы росли, мы не знали элементарных вещей: как открыть счет в банке, как сделать заказ по телефону, как пользоваться кредитной карточкой. Мы должны были учиться и этим вещам, и другим, более важным – самостоятельности, например. Мы освоили наши профессии. Мы – обе в один и тот же день – досрочно получили звание ефрейтора. На свидания просто времени не было, столько всего сразу… Так почему бы не начать в Ираке, около забора с надписью «Здесь не помойка». Надо только сказать капитану Блэру, что после работы я собираюсь прогуляться, чтобы он в случае чего знал, где меня найти.

Шагая обратно в свою часть, я размышляла относительно личности таинственного незнакомца. Явно не капитан Кларк. Надеюсь, что не переводчик. Остаются два охранника. Скорее всего, это тот самый веселый негр. А как же выглядел другой? Тоже внушительных размеров, только белый и белобрысый.

Следующий день прошел как обычно, и в восемь вечера я отправилась к стене с заветной надписью. Подходя, я увидела, что на скамейке сидит худенький солдат в очках, явно латиноамериканского происхождения. Интересно, что он тут делает? У него тоже тут, что ли, свидание?

Он встал мне навстречу и протянул узкую коричневую ладонь:

– Я так рад, что вы пришли. Меня зовут Виктор Галиндез. Я из двести пятнадцатой роты военной полиции.

Двести пятнадцатая рота охраняет тот самый лагерь, где я вчера с таким блеском выступила на допросе.

– Очень приятно. Я Айви Граммал. Но мне кажется… здесь должен быть кто-то другой. Либо черный, либо белый, но высокий.

Галиндез хмыкнул.

– Это Гордон и Салливан. Я попросил Салливана передать вам записку. Сам-то я на допросы зэков не вожу. Я же вас только в столовой вижу, но вы всегда так торопитесь…

Я никогда не была в столовой на другом конце лагеря. Зато Айрис приходила к нам, потому что у нас было лучше меню и меньше мух.

До меня постепенно начало доходить. Он увидел Айрис в столовой, влюбился, написал записку и попросил приятеля передать. Смех поднялся у меня откуда-то изнутри, как пузырьки кока-колы, и выплеснулся наружу. Я вынуждена была сесть на скамейку.

– Не обижайтесь… Я не над вами смеюсь, – выдавила я, продолжая хохотать. – Нас две сестры – Айви и Айрис. Айрис работает в разведке, а я в юридическом управлении. Просто я… пошла вместо нее на допрос, потому что она приболела. Вот я и получила вашу записку.

Сначала Галиндез сидел с растерянным лицом, но вскоре и до него дошел комизм ситуации. Он улыбнулся и вслед за мной засмеялся. Успокоившись, я сказала:

– Если хотите, я передам сестре, что она вам нравится.

Галиндез галантно приложил руку к сердцу и сказал:

– Айви, это просто удивительно. Вы пришли на свидание, оказалось, что ждут вовсе не вас, а вы как ни в чем не бывало смеетесь и ваша первая мысль – про сестру. У вас замечательный характер.

Я уже поднялась со скамейки и начала прощаться, как из пролома в заборе вылез капитан Блэр и направился ко мне, размахивая чьим-то личным делом. Галиндез зашагал обратно в свою часть, а капитан Блэр издалека закричал:

– Генерал Сатерленд съест меня на завтрак! Мы арестовали его личного переводчика два дня назад и только сейчас это обнаружили.

Мы сели рядышком на скамейку и заглянули в личное дело. Мухаммед Ифтах, угнал машину скорой помощи, показания главврача…

– Переводчика зовут Мухаммед Умар Ифтах. А искомого преступника зовут Мухаммед Сала Ифтах, – начал рассказывать капитан Блэр.

Одновременно мы оторвались от личного дела и посмотрели друг на друга. И вдруг капитан Блэр засмеялся. Я никогда не думала, что он может так смеяться – так, что и помойка, и скамейка, и пыльные тополя словно бы стали светлее. Это был смех человека, который не боится ни жары, ни снарядов, ни (о, ужас!) реакции генерала Сатерленда.

– Ну как же я могу вести дела… если каждого второго из них зовут Мухаммед… и все до единого утверждают, что они ни в чем не виноваты!.. – От смеха у капитана Блэра выступили на глазах слезы.

– Да они вам медаль должны дать, сэр. При Саддаме он бы состарился в тюрьме, пока доказал бы, что он не тот Мухаммед.

– Они мне по шее дадут, а не медаль. Ладно, пошли на покой.

Мы шли по пыльному шоссе, и закатное солнце светило нам в спину. Я тихонько улыбнулась своим мыслям.

– Ты что? – спросил капитан Блэр.

– Да так, сэр. Вы уверены, что я – это я?

– Абсолютно уверен. Ты – Айви. Ты – мой солдат.

– Нет абортам! Позор убийцам детей!

Рут Конкэннон заперла свою машину и направилась к центральному входу, который обступили демонстранты. Она была так занята своими мыслями, что забыла про служебный вход. Обычно, когда вокруг клиники собиралась демонстрация, Рут пользовалась служебным входом. Она не любила конфронтаций. Все равно она останется при своем мнении, а демонстранты при своем.

Рут шла по тротуару по направлению к клинике и смотрела на деревья, притихшие под снежными шапками и рождественскими лампочками. Звонок мужа поднял ее вчера с постели рано утром. В Ираке тогда был глубокий вечер. Кто бы мог подумать, что ее Том, который восемнадцать лет прослужил в резерве и не уезжал никуда дальше Вайоминга, отправится добровольцем в Ирак. Он был прекрасным механиком, чинил вертолеты и любил свое дело. «Пойми, Рут, – сказал он в день мобилизации, – там же один молодняк. Они думают, что они все знают, но в механике нужен опыт. Вертолет штука серьезная, она тяп-ляп не любит». Глядя, как муж вместе с другими мобилизованными резервистами садится в автобус, Рут подумала: «Что мне твои вертолеты – вертолетов в армии много, а ты у меня один».

В голове у Рут все еще звучал голос мужа и рокот пропеллеров на заднем плане. Том сказал, что завтра уезжает вместе с группой других солдат на север от Багдада, в лагерь «Анаконда», и не знает, будет ли там телефонная связь. Так что если он на следующей неделе не позвонит, то пусть она не волнуется. И вообще – все идет хорошо. Он здоров. В столовой нормальная еда. Вчера в душе наступил на пятнистую жабу. Рут только приготовилась спросить, откуда в душе взялась жаба, как на заднем плане раздался взрыв, который на мгновение перекрыл все остальные звуки. Не волнуйся, Рут, услышала она голос мужа. Это наши саперы взрывают бесхозные боеприпасы. Хорошо, подумала Рут. Допустим, я тебе поверила. Допустим, бесхозные боеприпасы взрывают по ночам.