Алексей Шипицин - Девушка 2.0

– Тебе сколько сейчас?

– Семнадцать весной исполнилось.

– О, так, поди, школу кончила?

– Нет, еще год остался, в одиннадцатый только перешла.

– Раньше-то десять было.

– Теперь все одиннадцать лет учатся.

– Ты молоко-то доставай, сама попьешь. Вы ж там, в городе, молоко пьете, которое не скисает, да масло едите, которое не тает. Химия одна. А я блины заведу. Гостья ведь у меня. Одна-то не буду шарашиться, а тут сделаю…

О боже, бабушкины блины! Алена чуть не завизжала от восторга. Ура! Тут же открыла тяжеленную крышку погреба («и как бабушка одна ее открывает?»), достала трехлитровую банку молока («как всегда, на верхней ступеньке, чтобы вниз не спускаться»). Сразу налила себе полную кружку («значит, держат еще коров, оказывается»).

– Так на кого ты все-таки ругалась?

– А-а, мальцы хулиганят. Постучат, да убегут. Я пока обуюсь да оденусь, да выйду. Шибко долго. А их и след простыл. Схоронятся и подглядывают. Развлекаются. Издеваются над старухой, – добродушно рассказала баба Гутя.

– Так ты родителям пожалуйся!

– Да почто? Пускай. Им весело, да и мне не скучно.

Алена рассмеялась.

– А ставни почему не открываешь?

– Одной-то мне на что? Да и хвораю я. А ты поди, открой.

– Так вечер уже, стемнеет скоро.

– Ништо, потом и закроешь. Тебе на минутку делов, это мне на час.

Алена вышла во двор.

Никакой собаки, которой баба Гутя пугала юных хулиганов, во дворе не было. В собачьей будке был сложен какой-то хлам. Заржавевшая цепь сиротливо свешивалась с гвоздя в заборе. Сколько себя помнила Алена, у бабы Гути всегда жила какая-нибудь собака, обычная дворняга. Были разные – рыжие, черные, пестрые. Куда они исчезали и откуда брались новые, Алена не знала. Но все они были Шарики. Кличка была неизменной. А теперь Шарика не было…

Двор зарос травой, бурьяном, по углам – высоченная крапива. У ворот – тоже. Видно, что их уже много лет не открывали. Колодец совсем разрушился. Им давно не пользовались – вода там стала плохая. Ворота, ведущие в огород, висели вместо шарниров на каких-то проволочках. Кругом разруха и запустение.

А дом был еще крепкий, хотя и немного перекосился – просел один угол. И крыша местами прохудилась. Дому было больше ста лет, и дом этот был особенный. Чем именно, Алена не знала, но помнила, как однажды летом из города приезжала целая бригада архитекторов, краеведов и еще каких-то мудреных специалистов. Приезжали специально ради бабушкиного дома – измеряли, фотографировали, что-то зарисовывали, что-то бурно обсуждали. Алена поняла только, что построен он как-то по-особому, не как другие дома, бревна в стыках не так сложены. И для их старинного сибирского села это было необычно. Она слышала от ученых смешные слова: «в лапу», «косой замок», «ласточкин хвост», и удивлялась – солидные люди, а такой ерундой занимаются. Они тогда сфотографировали и бабушку с Аленой на фоне дома. Говорили, что напечатают в каком-то журнале, потом пришлют. Но так ничего и не прислали…

Она заглянула в баню. Дверь сорвалась с петель и сиротливо стояла рядом, прислоненная к стене. «Бедная банька, сколько ж лет тебя не топили?» В глубине бани виднелись подвешенные для просушки пучки трав. Алена улыбнулась: «Вот баба Гутя! Ста рая-то старая, хворая-то хворая, а травки свои не бросает».

Бабу Гутю в деревне любили и уважали. А если кто и не любил, то все равно уважал. Она была известной во всей округе травницей и целительницей. Не знахаркой – она лечила не заговорами, а травками. Сама собирала лечебные травы, сушила, сортировала по холщовым мешочкам, составляла специальные сборы. Алена с детства помнила запах этих лечебных трав – в бане, в сарае, на чердаке висели и сушились пучки с разными вкусными ароматами.

– Кишки крутит или во внутренностях послабление, ты курильский чай заваривай, да покруче. А чтоб не было впредь, если склонность организма такая, пей постоянно заместо чая да кофе. А коли простуда, так чтоб ночью пропотеть и утром легче стало, тогда череду прямо перед сном, – поучала бабушка очередную посетительницу, передавая пакетики со спасительными лекарствами.

Она не брала денег за свои травки и советы. Но ей приносили кто молоко, кто сахар, кто дрова приходил поколоть, кто воды принести. Так и жила…

Баба Гутя знала все народные приметы и практически стопроцентно предсказывала погоду.

– Ежели на медовый спас заморозков нет, то и весь пост до Успения не будет.

– В Ильин день сухо, так и дальше сушь стоять будет, а мокро – к дождям. И так шесть недель.

– Каков день в яблоневый спас, таков и Покров будет.

«Ходячий гидрометцентр», – называла ее Алена.

И председатель колхоза, и главный агроном не считали зазорным заехать к бабе Гуте:

– Августа Федоровна, что скажешь, когда сенокос начинать нынче?

И все оправдывалось!

А потом как отрезало… Приметы перестали «работать». Баба Гутя предсказывала, а ничего не совпадало. Она сокрушалась:

– Посмешищем стала под старость лет. Понастроили комбинатов да заводов, погоду попортили. Вон какое водохранилище отгрохали, море целое, заливы по всей тайге расползлись. Сивилизация… Как погода не поменяется? Поменяется… Ой-е…

Однажды в детстве Алена наблюдала, как в конце лета бабушка выкапывала корни… полыни. Она рассмеялась тогда:

– Баба, зачем тебе полынь? Кушать будешь?

– Ты не смейся, не смейся. Вот смотри – корни толстые нынче, следующий год дородный, урожайный будет. А были бы тонкие, хлипкие, так и мы голодовали бы. Природа, она все тебе расскажет, подскажет. Надо токо смотреть внимательно, да знать, куда смотреть-то…

Бабушка ей как-то рассказывала, что свекр ее, который тоже и травником, и лекарем был, сучок в амбаре под сеновалом привязывал, в тенечке и в сухом месте. Обычный еловый сучок на бечевке. А, может быть, и не совсем обычный. Так этот сучок у него вместо барометра был. Слов таких мудреных тогда, конечно, никто не знал – но погоду сучок предсказывал исправно. Вроде вёдро стоит, и на небе ни облачка, но сучок вниз наклонился – ненастье будет. Дождь идет, а сучок вверх пошел – жди солнечной погоды, на покос собираться можно. Он рассказывал, что можно и сосновый сучок взять, но у того ход поменьше, не так явно видно. А вот пихта или кедр – не работают… Алена тогда взяла и привязала еловую веточку в сарае. Каково же было ее удивление, когда веточка «заработала»!

…Алена нашла в сарае старый проржавевший серп, пару дырявых верхонок, вышла за ворота. Уже начинало смеркаться. Весь день она провела в дороге – сначала на электричке до райцентра, потом на этом стареньком пазике. Напрямую от города на машине можно было доехать часа за три-четыре с учетом разбитой вдрызг дороги. А вот так, на перекладных, с пересадкой – уходил целый день. Она уже вторые сутки не спала, и с ужасом думала о том моменте, когда все-таки придется лечь в кровать. И она снова останется наедине с навязчивым: «ЭТОГО не может быть. Просто потому что не может быть». Она пыталась уснуть в электричке, но, как только начинала дремать, тут же вздрагивала и открывала глаза, всеми силами души пытаясь вытолкнуть из распаленного мозга: «ЭТОГО не может быть». Хотела достать планшет, почитать что-нибудь легкое, чтобы отвлечься. У нее много чего было туда закачено, и не только учебники. Но в голову ничего не лезло… Так и мучилась в полудреме между сном и явью. Хорошо хоть в автобусе нашла спасение – воспоминания. И музыка.