Алексей Шипицин - Девушка 2.0

– А к вам можно записаться?

– На карате?

– Ну да.

– Конечно. Тренировка сегодня. Приходи полседьмого к школе, вместе и пойдем.

– А где тренировки, куда пойдем?

– В сорок первой школе. Знаешь, где она? Рядом совсем, десять минут идти…

…Она так и не узнала, кто повесил тот плакат у раздевалки. Сначала думала, что отец, но он сам очень удивился, когда она ему рассказала. Кирьяков? Сергей? Их она не осмелилась спросить.

Вечером у школы ее ждал Артем и еще трое мальчишек из класса. С ними была и Ксюша. Алена растерялась:

– Вы все на карате пойдете?

– Да. А можно?

– Наверное, – не очень уверенно сказала Алена. – Пойдемте.

Кирьяков рассмеялся, когда Алена объяснила ему ситуацию:

– Вот что значит стать чемпионкой. Удивительно, что не весь класс привела. Ладно, пусть занимаются.

Но через месяц остался только Артем, а к лету и он перестал ходить.

Когда дядя Гриша начал делать для нее досточки, она как-то принесла в класс парочку и на перемене разбила. Просто чтобы больше не приставали.

Несколько раз Тамара Петровна просила ее выступить на школьных мероприятиях, фестивалях, конкурсах с показательными номерами. Она выходила в кимоно и показывала ката, причем очень сложные ката. Но особого впечатления это не производило. Карате для всех – это бой, схватка, удары ногами в прыжке, Джеки Чан, Ван Дамм… А этот полутанец в кимоно, набор движений, пусть и красиво выполненный – так себе. Это не карате…

– Девушка, просыпайтесь. Приехали.

Она открыла глаза, посмотрела в окно. Автобус стоял, в салоне уже никого не было. Водитель внимательно смотрел на нее. Она так и сидела, расплывшись в широченной глупой улыбке до ушей. Не наркоманка ли?

– Спасибо, – она подхватила рюкзачок, куртку и выскочила из автобуса прямо в большую грязную лужу.

Огляделась. Вот она и приехала…

Санни вообще играла непредсказуемо. Или она специально и сознательно «запутывала» весь стол, играя максимально разнообразно. Или просто «веселилась» в свое удовольствие по принципу «как получится». Но она могла зайти в игру рейзом с абсолютно бросовой картой, а в следующей раздаче только коллировать с двумя тузами. Могла играть очень лузово, то есть сверхактивно, не пропуская ни одной раздачи, совершенно не обращая внимания на собственную руку. А потом пропустить круг или два, непрерывно пасуя.

Поэтому он просто не мог предположить, что у нее может быть, с чем она играет.

На столе появилась четвертая карта – десятка. Еще одна десятка в дополнение к той, что выпала на флопе.

«Борд спарился» – то есть на столе лежала пара. В данном случае пара десяток.

И это значило, что его сет дам превратился в фулл-хаус, гораздо более сильную руку. Теперь он мог пойти и ва-банк.

А банк, после их агрессивной игры на префлопе и флопе, стал уже очень большим. Таким большим он еще не был за весь час игры.

Все игроки за столом напряженно следили за происходящим, понимая, что вот-вот на центр стола будут задвинуты все фишки. Кто-то пойдет ва-банк, соперник, естественно, ответит.

Его слово было первым. Только он не стал объявлять «ва-банк», предоставляя это право Санни. Просто сделал ставку, причем не очень большую. Сейчас она переставит его рейзом, это и будет фактически «ва-банк». Судя по количеству оставшихся фишек.

Но она снова улыбнулась ему и только заколлировала…

Пятница, 20.30

Дом бабы Гути стоял на окраине, за ним была большая поляна, прозванная народом Тополиной, а там уже речка. Разбитый асфальт центральной деревенской улицы заканчивался как раз напротив бабушкиного дома, переходя в не менее разбитую пыльную грунтовку. Дорога шла дальше, до парома. И заканчивалась. Там, на другом берегу, жилья уже не было, так – несколько заимок и зимовьюшек. Раньше был деревни, колхозные фермы, деляны леспромхоза. Но все это пришло в запустение, жители поразъехались.

За рекой начиналась тайга, глухая и бесконечная. До горизонта и дальше, до гор. Дорога была тупиковая. А переправлялись летом на другой берег местные на сенокосы и пастбища, за ягодой, грибами да орехом. В последние годы еще много туристов повадилось те края посещать – модным стал экологический и экстремальный туризм. Рыбалка, сплав по рекам и прочее.

Алена остановилась перед бабушкиным домом. Ставни закрыты. Дома ли? Она открыла покосившуюся калитку палисадника, пробралась через заросли крапивы до ближайшего окна.

«Хорошо, что в джинсах. Вот бы запрыгала в юбке!»

Постучала в ставню. Прислушалась. Дома! Хлопнула дверь, она услышала бабушкин голос во дворе:

– Ну-ка, идите отсюда! Прочь идите! Щас собаку спущу!

И баба Гутя стала колотить какой-то палкой по крыльцу:

– Вот я вам! Прочь отсюда сейчас же!

– Баба, это я, Алена!

– Кака-така Алена?! Сказала, идите отсюда!

Алена выбралась из крапивы, оказалась перед воротами:

– Бабушка, открывай же. А-ле-на.

– Алена? С города приехала? Ой-е…

Зашлепали бабушкины калоши по лужам, загремел засов, заскрипели навесы. Наконец открылась калитка в воротах. Баба Гутя нисколько не изменилась – такая же маленькая, скрюченная, в своем стандартном белом платке. В руке палка.

– Ты кого гоняешь, бабушка? – вместо приветствия спросила Алена.

– И точно Аленка. Надо-сь. Как ты здесь?

– Соскучилась, – совершенно искренне ответила Алена, обняв бабушку. – Я поживу у тебя немного?

«Какая же она маленькая и худенькая. В чем только душа держится…»

– Да живи ради бога, – бабушка потащила ее в дом. – А то я все одна да одна, ни поговорить, ни послушать. И готовить одной не с руки. Живи, милая. Сколько ж тебя не было?

В доме все было по-прежнему. Алена как будто попала в детство. Подумала: «Хорошо-то как!»

– Разувайся пока, а я молочка тебе налью. Свежее, утром Наталья приносила. Отдыхай с дороги, умаялась, чай. Да ты сама достань молоко с погреба, мне сгибаться-то тяжко. Помнишь, где?

Алена помнила все. Ей казалось, что она только вчера уехала из этого дома – все было такое родное и знакомое. Она села на деревянную, покрашенную коричневой краской лавку-диван со спинкой и подлокотниками, стоящую у самой двери. На этой лавке она иногда спала в детстве, когда в доме собиралось много народу.

– Так сколько же ты не приезжала? – продолжала бабушка. – Петька наш, грешник, уже четыре года как сидит. А вы с ним в прошлый раз вместе черемуху собирали, на дереве сидели. Лет пять, видно?

«Если не больше». Алена никак не могла сосредоточиться, чтобы посчитать. Да и зачем? В детстве она каждое лето проводила здесь, у бабушки в деревне. Но, чем старше становилась, тем реже тут появлялась. А после смерти отца вообще не приезжала…