John Anhinga - Снежная слепота

Блондин встряхнулся. Мрачная мысль ещё не развернулась, но уже успела его разозлить. Поднимаясь с полки, он размял шею: хрусть! хрусть! – и сморгнул внезапную дремоту. Поспать за всю дорогу ему не удалось: ниточка размышлений увела его от гибели Олдерна к давнишним междоусобицам на востоке, где они с Корогой и десятком отчаянных ребят не дали разразиться войне. Альфред Телур навсегда запомнил то напряжение, которое вдыхал вместе с воздухом: напряжение, готовое вспыхнуть пожаром от искры единственного выстрела. Сейчас воздух был спокоен, как гладь болот, но бывалый военный чуял, как возвращаются тревожные нотки.

– Ничего не забыл? – спросил он у прапорщика, хотя вопрос был излишним: все нужные вещи тот собрал с прошлого утра, ещё до визита генерала Герендо. За пыльными окнами сопела Пристань, силуэты причалов терялись в тумане. Нескончаемый ливень отстал от поезда в пригороде столицы, но на смену ему явился густой, ежевичный туман, что волнами разлетался от быстрых движений, клубился у ног, а за спиной смыкался, как зыбучий песок.

– Ну и муть! – свистнул Гарри, прыгая на дощатый перрон. Контуры молчаливых паромщиков и их лодок маячили в паре сотен шагов, но были столь зыбкими, что прапорщик боялся спутать их с рощей осин. – Вы были здесь раньше, полковник?

Альфред, поправляя воротник плаща, покачал головой:

– Никогда. В паре часов отсюда мы разбивали лагерь, но к самой Переправе не подходили.

Оглядевшись, он направился к пристани, безошибочно следуя на шум текущей воды. Барда, несмотря на позднюю осень, была неспокойна, и никак не сдавалась ледяной кромке у самого берега.

– Старушка станет в январе, не раньше. Больно буйна!.. – услышали военные скрипучий голос. Старик в широкой соломенной шляпе стоял на носу тесной лодчонки, опираясь на весло, конец которого терялся под водой.

– Возьмётесь переправить нас? – обратился к нему Альфред, и паромщик ответил:

– Вестимо! Чем ещё мне тут промышлять?! – и надсадно рассмеялся.

Олдерн был прав: ни о каком Мирном старик слыхом не слыхал. Зато, сразу после непонятной просьбы, предложил отвезти мужчин в Рудый Бурун – городок, стоящий ровно напротив Северной Переправы.

– А там, вестимо, скажут вам местные, где этот Мирный… отродясь не знаю такого…

Гарольд вертел головой, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть, но плотный туман не позволял. Стоило им отчалить, берег скрылся в сизой пелене: она сожрала и воду, и дальний борт лодки, и голову старика в ветхой шляпе. Туман ложился на воду и тёк вместе с ней, застилая клубами даже полковника, который сидел в двух шагах от Гарри. Тому было тревожно: если не видишь ты, не значит, что не видят тебя.

– И…и чем живут местные? – обратился он к Альфреду, надеясь отогнать разговором липкое беспокойство.

– В Мирном процветает земледелие, Трипта известна как самая крупная мыловарня в стране. Гарри, у твоей матери был вышитый передник, который мужчины дарят любимым, когда сватаются?

– Был, – протянул Гарольд. – А что?

Блондин усмехнулся и направил взгляд сквозь туман, в сторону дальнего берега.

– Такие передники вышивают в городке Руйга, он знаменит своими рукодельницами. У каждой семьи есть свой узор, которому обучают наследниц с самого детства. Говорят, вышивать девочки начинают раньше, чем говорить.

Старик за спиной Альфреда оживился, и сквозь зябкий туман до военных донёсся его голос:

– Верно, верно говоришь. Сколько раз возил чудеса оттуда на правый берег…

Полковник не вздрогнул, не повернулся, но глаза его так заблестели, что Гарри понял: начинается искусный допрос, о котором жертва не будет подозревать до последнего.

– Что же, много возите?

– До снегов жидко, а вот с первыми ручьями – хоть охапками греби. На посев да на жатву бабы заняты, руки не лишние, – прокряхтел старик с явным оживлением. – А как снег валит, сиди дома да шей, всё одно скучно.

На лице Альфреда цвёл живой интерес.

– Что, только полотна да передники возите?

– Да, чай, что ещё. С Трипты всё по Южной Переправе плывёт, да только неспокойно там нынче… – Старик, видно, вспомнил о погонах на плаще Гарольда и осёкся. – Вот ещё старьёвщики-калядуны плывут иногда, но больше в Буруне всё продают и обратно в Руйгу уходят. Рудый Бурун – городок хоть мал, да удал. Люди сытые, богатые, аж площадь брусчаткой вымостили…

Блондин хмыкул и поблагодарил старика за рассказ, но напоследок поинтересовался:

– А кто самым первым переправляется с вышивкой?

Старик хмыкнул и с готовностью отвечал:

– Вестимо, Клим-купец. Весь товар, что из Руйги, на лодки грузит, только один короб в Буруне сторгует. Деловой мужик, бирюк. Вот, к местной вдове сватался, да она отказала… за старика-вояку выскочила…

– Надо же! – Протянул Альфред. – Как зовут её, не помните?

Старик натужно закашлялся, и попутчики не сразу поняли, что он смеётся.

– Хайра её звать. Ладная бабёнка, молодая, хозяйственная. Двор у неё большой, лучший сыр только от неё брать надо. Батька ейный помер давно, сестёр нет, вот всё хозяйство ей и осталось. Сильная, верная. Женился б, да стар больно!

Гарри засмеялся, старик вторил ему, и только Альфред отвлечённо улыбался, думая о чём-то своём.

На берегу туман отступил, но, не успели путешественники увидеть свет, опустилась ночь. Старик махнул им рукой и отчалил, его спину проглотила речная темень. Гарольд не мог унять дрожь, наблюдая, как волны тумана потемнели с закатом солнца, и как их бег ускорился. То и дело он различал в мрачном потоке белёсые силуэты, будто призраки неслись вниз по реке, в Рдяное озеро, к Мятежным землям, являться беглым каторжникам наяву и во снах.

– Ждёшь кого-то? – обернулся к напарнику Альфред, насмешливые искорки плясали в его глазах. Прапорщик вздрогнул и поспешил за начальником, к смутному силуэту городских ворот. Стояла непроглядная темень, и Альфред упрекнул себя в легкомыслии: он знал, что на Периферии нет ночного освещения, а все местные жители ложатся спать сразу после заката. Ускорив шаг, он обдумывал реплики в разговоре с разбуженным хозяином двора, к которому они постучатся на ночлег.

– Город, как ты помнишь, пограничный. Обнесён стеной, ворота со стороны Переправы и ровно напротив, на дорогу в Руйгу. Надеюсь, по ночам они не…

Нервный смешок вырвался из его губ. Добротные створки в два человеческих роста были наглухо заперты изнутри.

– До утра… – резюмировал Гарри, предвкушая не самую тёплую ночь. Деревья уже облетели, близились первые снегопады, и в тёмное время земля покрывалась изморозью, а трава становилась ломкой от ледяной корочки. – Эгей! Есть кто-нибудь?

Ответа не последовало. Альфред вздохнул и с надеждой предположил: