Игорь Родин - Сын Эреба. Повесть

– Разумеется.

– Так значит, должен понимать, что у терпилы справедливость в законе прописана. А у меня – в понятии. Просто у нас с ним разные справедливости. Я никогда последнее у бедняка не отбирал. Вижу же, кто передо мной, босяк с последней рубашкой или туз надутый, функционер зажиревший, карманы от казённого «лаве» ломятся, а он и рад спустить их на «жорево и порево». Так ему помочь, наоборот, такому надо, чтоб не грешил он, зараза, лишить его этих средств нечестивых и образумить. Считай, богоугодную работу выполнял, в рамках именно моей справедливости.

– Изящно ты выкручиваешься, – улыбнулся шофёр.

– Себе – не вам, – тоже хохотнул старик. – Жизнь научила, она по Дарвину, естественным отбором гребёт всех без разбора, и выживают, и поднимаются только те, кто соображает быстро, мыслит широко, мозги развивает, книги читает, думает, сопоставляет, выводы свои умеет сделать на той основе. Потому и поднимает их жизнь вверх, а пентюхи косноязычные, с умом ленивым, так в низах и бултыхаются. Их вверх не ум потянет, а связи, наглость или фортуна. Только случаем шалым, удачей дармовой такие быки могут на мою планку залезть. Но с ними разговор короткий. Раскалывал я не раз эдаких, как грецкие орешки. И: «прощай, Лёпа, твоё место на насесте рядом с курами».

Старик раскраснелся, внутренним взором оживляя в себе яркие картины былого. Шофёр ему не мешал. Он любил именно слушать такие откровения, умело подбивая к этому своих пассажиров.

– Теперь по поводу моей личной справедливости. Кто-то живёт по закону божьему. Кто-то по Конституции, то бишь, по основному закону, прописанному сверху кем-то из заоблачных властных высот. Кто-то просто по людским, как большинство. А такие, как я, живут по прави́лу воровскому, по понятиям, по той справедливости, которую они сами выбрали себе раз и навсегда. И она ничуть не лучше и не хуже всех остальных справедливостей. Просто она для тех работает, кто её держится и себя в ней держит. Нельзя рассуждать или осуждать кого-то по понятиям, если сам их не блюдёшь. Только так это работает. Иначе – тебя свои же ближние, как паршивую овцу загрызут. Это только в анекдотах смешных и острых можно понятия извратить, в шутку, конечно, чтобы сухим из воды выпрыгнуть. А по-жизни это «зашквар».

– По-простому, значит, это называется: «лицемерие».

– Без разницы, как называется. Суть одна. Сказал что-то или сделал, будь добр за слово и дело ответить. Если оно справедливо, слово или дело твоё, никаких к тебе претензий. Если нет, то обоснуй, как так получилось. И никогда не было у меня такого, чтоб я обосновать не смог или сам, ответ спрашивая, несправедливо рассудил. Потому как моя справедливость прямая и чёткая, как рельс. Без всей этой мутной политической софистики, заумного юления или бестолкового словоблудия. За этим – к власти красной. А моя – чёрная. И она гораздо действенней, оперативней и надёжней, чем какая другая. Те, кому она несправедливой, ложной, подтасованной кажется, они просто по другой справедливости жить привыкли.

– Но есть же общечеловеческая справедливость. На высшем уровне. Общепринятая всеми. Или большинством.

– Так я тебе толкую не с позиции председателя ООН. Там у него свои понятия. Возможно, люди так и живут, потому что согласились с таким раскладом. А я не пошёл за стадом. И не я один. Один бы я не сдюжил. А потому, как стоит за мной обособленный конгломерат единомышленников, имеет место в этом мире быть и моя справедливость. Не моя лично, а та, что представляет интерес этого конгломерата. И ровнять её или хаять, сравнивая с общей, по меньшей мере, недальновидно, а по-простому – глупо. Это как красное с кислым пытаться сравнить.

– Хорошо. А как же духовная составляющая? Закон Божий? Восьмая статья – «не кради»? – подначил старика шофёр.

– Ха! Тему ты затронул скользкую, тут копья ломать можно до посинения. Приводить массу доводов и догматов, а истины не выкопать. Потому как разговор о Боге всегда сводится к логическому парадоксу: «курица или яйцо». А тут ответа нет. На то и парадокс. А тебе за Бога я так скажу. Опережая вопрос, верю я или нет, я сообщаю, что верю. Только не по канонам, а так, сам для себя. Так, как мне угодно и удобно. То, во что веришь, становится твоим миром. Да и Иисус говорил, мол, всегда он с тем, кто верит в него. Или что-то подобное. Я вот тебе байку расскажу занятную. Беседовал я на эти темы с одним священником. Батюшкой деревенским. И стал я его прижимать простыми доводами. Так он прикинул и согласился. А согласился он с тем, что вера христианская, в основе своей, строится на страхе. Ни на любви особенной или силе воли несокрушимой. Нет. Тупо на страхе за душу свою бессмертную. Никому не хочется гореть в геенне огненной. Все в рай хотят. И вот этот страх, что и после смерти ты можешь попасть в такой «блудняк», как преисподняя, останавливает многих и заставляет задуматься. А потом и осознанно выбрать, каким путём ему идти дальше. Страх лежит в основе всего. И Ветхий Завет тому прямое подтверждение. Сперва господь ведь людишек как только анально не карал. И топил Потопом, и сжигал города, и мор насылал, и голод, и ещё много казней египетских. Только потом Иисуса ввёл в игру, как хитрого «джокера» из рукава.

– Иисус как-то заметил, – вставил шофёр, – что: «кто не со мною, тот против меня; и кто не собирает со мною, тот расточает».

– Хочешь сказать, что тот, кто не исполняет всего набора тех требований, что предъявил Иисус, тот сразу враг ему? И себе тоже?

– Вроде того.

– Ну, так на то и разница существует между верой и религией. Религия суть упорядоченная совокупность духовной и материальной составляющей, состоящая как из самосовершенствования на стезе богопоклонения, так и из внешних, мотивирующих и закрепляющих это факторов. Как то: церкви, храмы, библия, как «мануал» для всех случаев. Обряды и таинства, наряды попов, как спецодежда, короче пыль и искры в глаза. Елей хоралов в уши, вино и хлеб по губам, золото крестов и куполов на пузах батюшек и кровлях соборов, всё, чтобы втянуть и присоединить адепта к лону единомышленников. Такая же схема у любой мировой религии, от даосизма и ислама, до шаманов или папуасов с бубнами. А вот вера – дело добровольное. Она рядом идёт и часто одно другому не мешает. Но вот если я сам верю, мне костыль в виде батюшек, молитв и прочих литургий и соборов не нужен.

– Ясно. Ты тоже не глуп, старик, – кивнул шофёр. – И мыслишь здраво. Я не тот, кто тебя будет склонять к чему-то, по моему мнению, правильному. Я статист, свободные любопытные уши. Мне интересно послушать о тебе, как об интересной личности.

– «Интересная личность», это Славик буйный, которому дверь выпилили, а он: «дверь мне запили!», – усмехнулся старик. – Ладно, проехали, шучу я. Я тебя услышал, командир. Теперь скажи, чего же ты ещё хочешь обо мне услышать?