Константин Милованов - Всё дело в шляпе. Рассказы

– Боже мой, я никогда в жизни не видел тебя такой. Прости меня, дорогая, что своей смертью принёс тебе столько горя. Как же ты теперь без меня, любимая… Я столько раз так называл тебя, и только сейчас говорю это от всего сердца, прости любимая. Как же ты мне дорога, как много ты для меня значишь, наверное, правильно сказать: – значила – нет значишь! … Да, не убивайся ты так, я не могу на это смотреть. Прости меня, дорогая, я был иногда груб и невнимателен к тебе. Я говорил тебе мало приятных слов, порой уделял мало времени, да и ласки особой ты от меня тоже не видела. Ты самая чудесная женщина в мире! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я готов повторять это и повторять. Но поздно, Господи, что же это …, почему так… Прости, любимая, мне казалось, что не мужицкое это дело – «бантики завязывать и кружева плести». Я был неправ. Прости меня. Я так и не показал тебе Петергоф, столько лет обещал. Ты самый дорогой человек для меня. Ты слышишь? Да, не убивайся ты так…

– Сынок, вот я и увидел тебя. Пять лет я тебя не видел, смотрю ты освоился в новом городе. Прости меня, что я тебя обидел, да понимаю, что ты тоже не «подарок», но я отец – я должен быть мудрее, … амбиции эти. Никогда в жизни я тебе этого не говорил, чувствовал, что не прав, а не говорил. Прости меня, я был слишком требовательным к тебе, хотел, чтобы из тебя получилось то, что не получилось из меня. Да не учёл, что каждый человек – это индивидуальность и нельзя из него слепить то, что захочешь. Да, я был вечно недоволен, но это было внешним. Я люблю тебя сынок и искренне желаю тебе всего самого лучшего. Смотри, только …, вот опять нравоучения. Прости…

– Здравствуй, доченька. Какая ты красивая, а я-то переживал… Не печалься так, рано или поздно это должно было произойти. Прости и ты меня. Я пытался вмешиваться в твою семью, хотел, чтобы вы жили по моим порядкам. Глупец. Нет, нет, Сергей, зятёк ты мой, что встрепенулся? Это я о себе. Простите меня. Будьте счастливы…

– Никак не ожидал тебя увидеть, незнакомец. Прости, это из-за меня произошла та авария, после которой твоя жена осталась инвалидом. А вот и она. Простите меня. Не хватило у меня тогда духу признать свою вину, да и оплачивать все расходы пришлось бы мне. Простите меня, низко я тогда поступил…

– Здравствуй, Валентин. Как ни странно, и ты грустишь. Прости меня, это я тогда тебя оговорил и с финансовым отчётом я тебя подставил. Подлый я человек, занял место, которое предназначалось тебе… Прости…

– Вениамин Петрович, простите, это я тогда подговорил Валерку свидетельствовать против вас. Не сделай я этого, то не получил бы тот участок земли под строительство. Простите, мне и при жизни не давал покоя тот поступок, а сейчас тем более. Да, я предполагал, что вы знали об этом. Хороший вы человек, простите меня…

– Маша, привет. Прости меня, подло я тогда поступил… Славка, и ты прости, да понимаю, что ты давно простил, только тяжело мне… Как же я могу всё исправить? Сколько вас? Господи, да почему вы все …, и глаз-то нету, а вы все передо мной. Что делать-то? Простите меня люди добрые! Тяжело мне, выть хочется. И нет уж ничего, а болит всё!

Густая тьма, невольно поднятые вперёд дрожащие руки, ощупывают воздух, ноги шарят мелкими осторожными шажками, полная тишина. Справа появилось еле различимое свечение, которое усиливаясь, превратилось в пару пристальных глаз. Мрак порождает страх, а страх превращается в сковывающий ужас, что-то прикоснулось к спине – содрогнулось всё тело, что-то ущипнуло за плечо, что-то потянуло за руку, застывший крик вырвался наружу. Вдруг далеко впереди показался лучик света, всё тело инстинктивно направилось к нему, ноги вначале осторожно, а затем быстрее и быстрее побежали, что спасение именно там сомнений не возникало. Изнутри звенящей тишины стали проявляться глухие нарастающие удары, напоминающие ритм сердца, они усиливались, ускорялись и вскоре заполнили всё пространство. Огонёк приближался, становилось светлее, вдруг раздался родной умоляющий голос, позвавший по имени, что-то заныло внутри, застонало, но вселившийся ужас, обжигающий мрак и цепляющиеся невидимые руки заставляли бежать вперёд, быстрее и быстрее…

– Он пришёл в себя, – громко сказала медсестра, вскочила со стула, чуть не опрокинув его при этом, зачем-то поправила причёску и выбежала из палаты, одёргивая на ходу коротенький халатик.

Алекс – так звали молодого человека, который открыл глаза и сейчас с интересом разглядывал больничную палату, освещенную ярким весенним солнцем. Ему было двенадцать лет, возраст, когда уже многое понимаешь, и память ещё хранит всё в мельчайших подробностях, когда в полной мере начинают соприкасаться, то чистое и светлое, заложенное в нас Богом с реальным миром действительности, создавая при этом конфликт. Его привезли в больницу скорой помощи позавчера в первой половине дня после пожара, случившегося в квартире на втором этаже, Алекс каким-то чудом спасся из пылающей квартиры и двое суток находился без сознания. При этом все его органы и системы функционировали нормально, врачи опасались, что после шоковой ситуации Алекс мог впасть в летаргию.

– Где наш ангелами хранимый, – не сказал, а скорее пропел вошедший в длинном белом халате невысокий мужчина со стриженой бородкой, – Привет на этом свете. Как себя чувствуешь? Вижу хорошо, – произнёс он и внимательно посмотрел в глаза паренька, стоявшего возле окна.

– Нормально, – хрипло ответил Алекс, не узнавая свой голос. Он был высоким для своих лет, худым подростком той поры, когда развитие мускулатуры и формирование тела явно отстают от его роста. Длинные волосы, прямой нос, тонкие губы, задумчивые глаза, не выражающие ни радости, ни печали.

– Голова не кружится?

– Нет, с чего ей кружиться?

– На всё отделение кричал, снилось что?

– Жуть какая-то.

– Жуть уже позади парень, – врач сел на табурет рядом с кроватью, – присядь и расстегни рубашку, что беспокоит?

– Ничего.

– Совсем уж так ничего? – врач внимательно осмотрел Алекса, – сегодня сдашь необходимые анализы, и если будет всё хорошо, то сразу домой, – подмигнул ему жизнерадостный доктор.

– А что со мной?

– Ты вышел из огня без единого ожога, это чудо, но извини, меня ждут больные. Кстати сегодня побереги себя – много не ходи.

– Я уже позвонила твоим родителям, – вмешалась в разговор медсестра, обращаясь к Алексу, – Павел Геннадьевич, – сказала она вслед уходящему доктору, – пришёл следователь, пропустить его?

– Конечно, конечно, – послышался певучий голос доктора уже из-за двери.

Медсестра поправила причёску, разгладила лацканы халата и, отрепетировав улыбку у небольшого висящего на стене зеркала, танцевальной походкой вышла в коридор.