Альбина Демиденко - Исповедь. Маленький роман о большой жизни

– Да, и надолго, месяца на полтора.

– Уговорили! – сделал я вид, что мне совершенно безразлично, что в рай, что в ад. – Завтра напишу заявление на отпуск. Готовьте своей любимице передачу и не забудьте адрес указать. Ленинград большой, где я буду ее искать.

– Вы посмотрите на него, – вдруг взвилась бабушка. – Сам девчонке по телефону голову морочит каждый вечер, а как отвезти передачу, так сразу же взад пятки!

– Действительно, – поддержала бабушку мама. – Тебе что, тяжело девочке отвезти необходимые вещи?

– Отвезу я, отвезу! Что вы на меня накинулись!

Я быстренько ретировался от возмущенных женщин в свою комнату, где мог спокойно проанализировать ситуацию.

На следующий день мне выдали приказ об отпуске, и спустя три дня я слушал веселый перестук колес в поезде Москва – Ленинград. С Соней мы накануне вечером по телефону договорились, что встретимся на вокзале. Настроение было великолепное! Наконец-то я увижу ту, чей голос мне снится.

Поезд в Ленинград приходил рано утром. Подъезжая к станции Колпино и любуясь предрассветной дымкой, окутывающей пригороды Ленинграда, вдруг вспомнил, что метро начинает свою работу в шесть часов утра, а поезд прибывает в пять. Меня прошиб холодный пот: как девушка с Васильевского доберется до Московского вокзала в такую рань? Действительно, бабушка права, со своей наукой я всё на свете забыл. Но, может быть, у нее хватит благоразумия не ехать ночью, а дождаться утра. Однако она встретила меня на перроне.

– Сонечка, вы совсем замерзли! Что же вы здесь стоите? – Я бросил сумки и прижал к лицу озябшие руки девушки.

– Не беспокойтесь. Я сидела в зале и вышла, когда объявили прибытие.

– Господи, это я олух. Совсем не подумал о расписании, и вам пришлось ждать. Как вы добирались до вокзала?

Вот так, охая и причитая, мы успокаивали друг друга: она меня, чтобы не расстраивался и не беспокоился, я – ее, сожалея и согревая. Окрик носильщика вернул нас к действительности.

Практически весь день мы провели вместе. Сонечка сбегала в редакцию, сдала какую-то статью, в то время как я приводил себя в порядок после поезда. Затем мы поехали на Обуховку брать интервью у какого-то передовика производства, который усовершенствовал станок и после этого выполнил тройной норматив выработки.

Мне было очень интересно впервые наблюдать за работой журналиста еще и потому, что этот журналист – Сонечка. Я смотрел, как работала девушка, и невольно любовался ею. Вот она, наклонив головку, быстро пишет в своем маленьком блокнотике; вот она, нахмурив бровки, строго смотрит на оператора, что-то жестами объясняющего ей, не соглашается, сама расставляет микрофоны; вот она, улыбаясь, подбадривает смущающегося молоденького паренька, который впервые видит и журналиста, и оператора, да и микрофон для него в диковинку. Подготовительная работа заняла больше времени, нежели само интервью. Когда всё действо закончилось, и Сонечка аккуратно уложила в коробочку свой микрофон, а оператор собрал всю систему в кофры, нас пригласили в кабинет директор завода.

– Софья Антоновна, когда вы нам позволите просмотреть сюжет выпуска? – уважительно обратился он к девушке.

– Дополнительного прогона не будет, так как вся речь и весь процесс с дирекцией были согласованы заранее, поэтому интервью можно будет увидеть завтра в последнем выпуске городских новостей. Я думаю, что всё пройдет отлично.

– От лица наших сотрудников… – начал было свою тронную речь директор, но Сонечка быстро его остановила.

– Наша редакция благодарит вас, Иван Иванович, за инициативу и хорошую работу по внедрению новых технологий в производство. Перед выступлением вашего рабочего мы непременно вкратце расскажем и о заводе, и о заводском коллективе, и о вашем лично вкладе в дело воспитания кадров.

– Я еще раз благодарю вас, Софья Антоновна. Приезжайте к нам. Мы всегда готовы поделиться нашими новыми достижениями. И вы, товарищи, тоже приезжайте, рады видеть вас в нашем коллективе, – почему-то пожал он руки оператору и мне.

Мы с Соней потом, сидя в кафе, долго смеялись над этим эпизодом. В тот день мы с ней смеялись много и по всякому пустяку. Я, пожалуй, не припомню такого смешливого дня в своей жизни. А день выдался замечательный! Солнце расщедрилось и посылало нам свои поцелуи, возбуждая и настраивая на лирический лад. Даже легкие белые облачка, проплывающие по синему небу, обходили его стороной. Мы бродили по улицам, наслаждаясь теплом, светом и молодостью. В какой-то кулинарии купили пирожки, уже не припомню с какой начинкой, но нам они показались самыми вкусными на свете. Потом отыскали тихий уютный сквер, устроились на лавочке, с удовольствием ели эти пирожки, запивая газировкой, и кормили голубей, стаей слетевшихся к нашим ногам. В какой-то момент я подумал: «Видела бы нас сейчас бабушка, точно устроила выволочку за то, что я не отвел девочку в приличное место пообедать!» Но нам было хорошо и здесь, в сквере, где мы долго сидели и говорили, говорили, говорили. О граде Петровом, о поэзии, о Пушкине, о Кеплере, о Сахарове.

В общежитие вернулись почти к закрытию. Еще днем я договорился с администратором, и на вахте нам торжественно выдали раскладушку. Как потом оказалось, это ложе было рваным и в нерабочем состоянии. Мы с Сонечкой долго хохотали, пытаясь ее поставить. В результате я улегся на полу, успокоив девушку, что очень полезно и удобно спать на жестком: никуда не скачусь и не упаду. Устроившись на ночь, мы еще долго не могли уснуть и перебрасывались фразами, лежа в разных углах комнаты.

Утром, когда проснулся, Сонечки в комнате уже не было. Ее кровать тщательно убрана, а на столе – красиво уложенные бутерброды, прикрытые белой салфеткой, и записка, в которой она сообщала, что освободится лишь к четырем часам, и если у меня есть желание, то готова встретиться у входа в редакцию. Естественно, желание у меня было огромнейшее! Чтобы не терять время зря, отправился в театральные кассы в надежде купить билеты и выполнить волю бабушки: сводить девочку «в приличное общество». Мне повезло, я достал два места в Михайловский театр на «Баядерку». Правда, места расположены в разных углах зала, но по тем временам это было не существенно. По дороге зашел на телеграф и позвонил домой.

Бабушка долго расспрашивала о Сонечке, о моем впечатлении, о погоде, о том, где я остановился. Пришлось рассказать, что пока нахожусь у Сони. Бабулю мою чуть удар не хватил. Я просто почувствовал, как она там, на другом конце провода, задохнулась от возмущения.

– Гоги, ты сумасшедший! Что ты, безголовый, делаешь, а? – У бабушки еще резче проявился грузинский акцент, что свидетельствовало о страшном гневе. – Ты зачем девочку позоришь? Ты ночуешь у Сонечки, что люди подумают, а?