Дмитрий Лукин - Из жизни Димы Карандеева

Они уже сидели в бассейне, с сестрой поздоровался старый мужчина с цепью на шее, который купался с двумя молодыми девушками, одна из которых тоже очень понравилась Шарову.

Ему хотелось быть здесь, в этом спортивном зале, с этими гордыми личностями, а не писать об убогих и «маленьких людях». Нет, ему хотелось писать и то, и другое, и третье… А особенно ему мечталось выдумывать приключения, сумасшедшие романы, ведь он продолжал мечтать о любви всех знаменитых куртизанок и авантюристок мировой истории; о драках, политических интригах, обмане умнейших государственных голов – ведь и в их защите найдутся бреши.

– Ой, а недавно, когда я была без тебя, со мной поздоровался директор «Дом-строя», он такой молодой и накачанный и такой милый… – отвлеклась вдруг Татьяна.

Когда Татьяна сказала Шарову, что у нее вовремя не начались месячные, ему стало плохо.

Его мучила гордыня, теперь ему было неприятно, что матерью его ребенка когда-то пользовался какой-то олигарх, да и еще кто-то богатый, да и один кто-то небогатый, да и наверняка, еще кто-то. Когда он узнал о ребенке, как он сразу всеми забрезговал…

– Они были с этой шлюхой! – выкрикивал Шаров, наедине с самим собой, – а я, только я попался и должен растить с ней ребенка! Уже изначально порченого! Говорят ведь, что ребенок похож не на биологического отца, а на того, кого впервые сильно любила…

Шаров говорил Татьяне, что надо скорее ехать в медицинский центр и сделать что-нибудь.

– Зачем? Если это правда, то я в любом случае не буду делать аборт.

И Таня сильно погрустнела. Каким мерзким и плаксивым показалось ему в тот момент ее лицо.

«Какие еще конкурсы красоты… – подумал Алексей, – ведь у нее такой уродливый старушечий подбородок».

Как бесили его теперь Танины скулы – ему даже представилось, как Таня будет выглядеть, когда окажется при смерти – у нее останутся только эти скулы и подбородок, а щеки ввалятся, он увидел ее лежащей в морге со скрещенными на груди руками.

И как бы откликаясь на мысли Шарова, Татьяна по-старушечьи кончиками пальцев вытерла рот, а потом долго сидела на кухне, ссутулившись, совсем без косметики на лице и в сером ужасном свитере, которого он раньше никогда не видел.

Алексей страдал две недели, месячные у Татьяны не начинались, он уже настроился на то, что она родит кого-то, кого он тоже будет презирать, как и ее. Нет, он забудет, будет писать, он скажет, что ему наплевать на все, пусть она зарабатывает деньги или в своей итальянской фирме, или в своих конкурсах. Или, да, черт со всем, он будет жить с ней, но она не должна его отвлекать. Пусть ее сестра печатает его романы, а он будет спокойно заводить интриги на стороне и отдавать вечерами причитающееся и Татьяне – его хватит на всех. И тут ему опять вспомнилось, какая неестественная Таня в постели, как неприятны ее гримасы. «Какой глупец олигарх мог на нее польститься?!» – снова подумалось Шарову.

Потом Таня опять плакала, а он размышлял, что, наверное, это вредно, ведь в ней его ребенок, что-то в нем есть и от его талантливых генов. Но каким же отвратительным было ее лицо во время плача, тоже такого неестественного… Шарову казалось, что ему даже хочется ее ударить.

Он уже не спал с ней. Вообще не приближался. Теперь Алексей уже открыто мог говорить, что у него нет денег, чтобы встречаться с ней: «Даже если бы они у меня были, я все равно не хочу с тобой никуда идти». И в этот момент у него опять мелькала мысль: «Ведь в ней же мой ребенок, а я говорю ей такое. Вдруг он услышит и что-нибудь произойдет с моим ребенком!..» «Это мой крест, – подумалось вдруг ему, – это мое наказание, которое последовало за беспутную жизнь, и я буду, я должен нести до конца… Бог наказал за мои грехи».

А когда выяснилось, что у Тани не будет ребенка, что тревога была ложной, как же Шаров был счастлив. Какими же глупостями казались теперь ему его гиперморалистские мысли о постигшем его заслуженном наказании – «Все русская классика, черт ее дери!..»

Думы его просветлились – «каким бредом были мои мысли!» – и Шаров, опять оказавшись в огромной квартире в Митино, взглянув на Таню, приблизил нос к ее щеке и поцеловал. Таня снова лжесопротивлялась и произносила что-то, что она часто говорила о его цинизме, а он как всегда хотел прикасаться к ее телу со счастливым ощущением, что ворует чужое и остается безнаказанным.

Таня выпалила что-то традиционно-пошлое вроде: «Ты не любишь меня!», но он доказал ей обратное. И вот она уже выдавала с обычной своей интонацией: «Ты такой заботливый…»

Скоро должны были прийти вести от редактора, которому через Танину сестру передали шаровскую прозу. Алексей нервно вспоминал, те ли рассказы он распечатывал и думал – они ли лучшие на данный момент. Может, надо было дать и несколько скабрезных, которые у него были, чтобы там, в издательстве увидели насколько широко разлились его возможности и что он тоже может шагать в ногу со временем. «А вдруг произойдет чудо, – думал он, – и эти вещи о простых тоже станут хитами, ведь я все продумал, я вложил в них немного лицедейства, чтобы они стали популярны… Уж – не хуже шукшинских!..»

Но вестей из издательства не было. Шаров просил Татьяну узнавать у сестры, сам же, увидев ту в гостях у Татьяны, так опять был ошарашен ее внешностью, что забыл спросить о рассказах. Дорого одетая сестра как бы не замечала Шарова, сразу после того, как нехотя поздоровалась с ним, и это доводило Алексея до безумия. Да, он обязательно овладеет ею, когда выпустит первую книгу. Она сама уйдет к нему в любовницы от своего мужа, который Шарову не очень понравился, но которого он тоже стеснялся, потому что помнил, сколько у того денег, хоть он и получает меньше жены, директора фабрики. Из окна Таниной комнаты Алексей выглядывал во двор, облизывал взглядом сестринскую машину и невольно думал, как он уважает этих людей – всех их: Таниных родителей, сестру, ее мужа, их сына и ему казалось, таким странным, что он так напугался тогда, когда Татьяна говорила о ребенке. «Во дурак! – думал он теперь. – Был бы зятем в порядочном семействе». И вот он уже сильно сожалел, что у них с Таней нет ребенка. «Хотя как бы я исследовал других моделей для моих романов? Все-таки были бы сложности…» «Придумал бы как-нибудь…» – успокоил он себя.

И вот в тот же вечер, когда сестра с мужем уехали, а Алексей и Татьяна остались в комнате одни, он с той же как раньше улыбкой положил Тане на коленку руку.

Сестра сказала, что рассказы молодых авторов они не выпускают, они выпускают сборники уже состоявшихся писателей, – и этим, как показалось Алексею, она специально хотела унизить его.

– Нужен роман о современной молодежи, мне кажется, ты бы мог его написать…