Евгений Баранов - Не убоюсь я зла! Частям особого назначения посвящается

Ему повезло забиться в расщелину и большую часть этого представления в свою честь он пропустил, а вызывать на «бис» – постеснялся. Сейчас же он старался удержаться на маленькой ложбинке, где то на середине подъема. И хотя в лопатку и спину упирался здоровенный обломок камня, зато непередаваемое чувство временной безопасности было вознаграждением за все. Сверху не видно и снизу не заметно. Одно плохо – жестко и есть хочется как из пушки. Пролежав до вечера в этом роскошном укрытии ‚без движения, он чуть не озверел. При малейшей попытке переменить положение вниз сыпались мелкие камешки или становилась видна какая либо часть тела, а все они, без исключения, были ему очень дороги. Развлечений было немного. Прилетали два вертолета и обшарили, казалось бы каждый метр на десяток километров в округе. Пешие воины тоже не скучали и уже в третий раз за день бодро обыскивали все кусты, скалы, камни и прочие, на их взгляд, укромные места. К вечеру угомонились. Набегались за день, бедолаги и расположились лагерем внизу. Выставив однако охрану, которой могла бы позавидовать иная военная база. Уважают! И будут теперь уважать! Иначе – не понимают! Как стемнело, он принял попытку выбраться из этого стойбища. Попытка почти удалась. Все почему-то ждали гостей извне, и никто-изнутри. Почти, потому что один, все-таки оказался подозрительным и крайне любопытным. Но скоро любопытство и подозрительность его исчезли совсем, и утром, когда его найдут, все поймут, что он свалился со скалы и свернул себе шею. Нужно быть осторожнее подумают они, и успокоятся. По крайней мере, хотелось бы в это верить…

За ночь Джон отмахал почти пятнадцать километров, конечно приблизительно. Обойдя далеко стороной какой-то аул или кишлак, или черт знает, как они тут называются. Благо, что слышно его было издалека из-за обилия собак, выясняющих свои собачьи отношения. День прошел практически спокойно, если не считать пролетевшего десять минут назад над ним вертолета. Учитывая маскировку, увидеть с воздуха его практически невозможно. Полеживая и покуривая вонючие, терпкие сигареты -размышлял: почему вертолет оказался здесь? Объяснений могло быть множество, но самое неприятное и самое вероятное то, что его все-таки нашли. Где-то наследил в потемках. Отсюда следует вывод-нужно быстро уходить. Не хотелось в это верить, но обманывать себя еще хуже. Вопрос второй-куда? Если поймут что ему нужно на север, к морю-там наши, то враз перекроют все дорожки-пути. Давать крюк-все равно накроют. Чем дольше в пути, тем меньше шансов дойти к цели. Хотя если думать о шансах: какие у него были тогда шансы, когда он остался отстреливаться, вызывая огонь на себя и давая улететь последнему вертолету с ранеными и оставшимися в живых пацанами, для которых это было их первое дело. Кому из них он мог приказать остаться?! Пожалуй, только себе. Сержант – он и в Африке сержант. Опора и стержень армии. Да к черту все эти опоры и стержни, так до многого можно додуматься. Например, как вообще они здесь оказались: и живые, и мертвые. Кому это нужно? Уж точно не тем, кто остался в этой чужой земле навсегда. И вот теперь из-за какого-то засранца ему нужно встать и идти, идти в никуда. Идти прямо сейчас, а ведь еще светло, и его могут засечь, может вернуться вертолет, могут перекрыть весь квадрат и начать методичное прочесывание, могут… черт их знает, что они еще могут. Но все-таки кровь он им пустил, значит, отомстил за ребят, а это значит все-не зря, заставил их уважать русского солдата, значит это все нужно всем нам! Ну, а раз так-вперед!

Смеркалось. Ночь здесь наступает мгновенно, и она наступит через полчаса, а пока у него есть время перевести дыхание. Впереди маленький поселок, всего несколько домов. Да и дома-то смех один-неказистые, сложенные из камней и, кажется, без глины или цемента. Просто сложенные друг на друга. Зайти или нет? Если его вычислили, то лучшего места для засады просто не придумаешь. Но с другой стороны: их множество-он один, его можно было уже сто раз прихлопнуть. А раз не сделали этого до сих пор, значит задумали что-то на редкость гадкое. Впрочем что еще можно ожидать? Самое худшее- это взять его живым, видимо, за особые заслуги, не считаясь с потерями. Ну, впрочем, это вряд ли получится. Хотя, зарекаться не стоит, чтобы не сглазить. Время ужина. Завтрак был очень легкий-только две галеты, это все, что было в карманах «любопытного», а обед он опять пропустил. Подобравшись к крайнему дому, долго лежал, вслушиваясь. Что-то странное было в этой тишине, чего-то не хватало. Вдруг осенило-собаки! Почему их нет? Чтобы не лаяли на чужих! Значит, здесь чужие. Попался! Как пацан! Вскочил и зигзагами бросился в сторону, под ногами загремели камни. Тотчас же по камням ударила очередь. Стрелок был довольно близко. Похоже, «пасли» его весь день, и обратно дороги нет, нужно уходить через это безвестное поселение, прямо через кривые улочки и маленькие садики во дворах, если еще не обложили с другой стороны. Впрочем, последнее маловероятно. Но может быть удастся проскочить в темноте, да в кутерьме. Рванул к дому, перевалился через низенький каменный заборчик, уронив сверху несколько камней. Тотчас же в забор снова ударила очередь, раскидав остатки камней. Ну что же, время собирать камни и время разбрасывать их. Бежал, перескакивая низенькие ограды, спотыкаясь в каких-то ямах. Все. Впереди, сзади, со всех сторон бегут люди. Их слышно по топоту, бряцанью оружия, бегут нахраписто, по-хозяйски. Врезал очередь на слух в ближайших и не дожидаясь ответной благодарности ввалился в низенький, приземистый домишко. Внутри одиноко горела свечка и были люди. Вскинув автомат, он в последнюю секунду заметил оружия нет. Перед ним стояла маленькая, худая и какая-то ссохшаяся женщина вся в черном. За ней на низеньких нарах, тоже похоже из камня, покрытых тряпками, спал ребенок лет двух-трех. Женщина инстинктивно подняла руки, защищая себя и ребенка. Опустив автомат, подошел ближе. Женщина на лицо оказалась молодой лет 25. Одежда очень старила ее. Поднял руки, пытаясь успокоить ее, ожидая, что вот-вот она закричит и сюда ворвутся множество мужиков, ему придется защищаться и, возможно, убьют всех и ее с ребенком тоже. Она это, видимо, тоже понимала и на жест о молчании согласно кивнула головой. Прятаться в этом домике было некуда. Стоя посередине, он занимал большую часть комнаты. Женщина показала рукой на темный угол, занавешенный тряпкой, который он сразу и не заметил. Раздумывать некогда, шагнул за тряпку и увидел оконце и дальний конец маленького садика. С той стороны была тишина. Оглянулся на женщину, ребенка. Она протягивала ему что-то завернутое в тряпицу. Развернул. Оказалось -кусок черствого хлеба размером с ладонь. Прикинув, что скорее всего это весь ужин хозяев, Джон хотел отказаться, но не смог. Спазмы в желудке сразу дали о себе знать. Сломал кусок примерно пополам, меньшую сразу сунул в рот, большую положил на постель к ребенку и, не оглядываясь, полез в окно.