Maxime - Цветок. Сборник эротических рассказов

– Ты ведь совсем не знаешь меня. Может, я плохая, – по-детски возразила она.

– Плохие не тонут.

– Ага, а ещё, знаешь, что не тонет?

Они засмеялись, и этот смех вызвал ещё больше веселья. Казалось, шутка эта стала ключом к их знакомству семь лет назад, развязала все так тщательно связанные узелки.

– Всё так плохо? – принял он тот же детский тон, когда они выплакали от смеха глаза.

– Да как сказать. Я беременна – это раз. А во-вторых, меня только что муж бросил. Это два.

Она захихикала, и он легко поддался уговору. Они опять заржали, как ненормальные.

Успокоение наступило не сразу.

– Выходи за меня, – сказал он то ли в шутку, то ли всерьёз. Она не расслышала.

– Ты сумасшедший, – отозвалась она и попыталась замять вопрос неровным смехом, но он не последовал за ней, и она тут же смутилась. Замолчала, боясь обидеть Андрея.

– Думаешь, я тебя так просто спасал? – продолжил он тем же полушутливым тоном.

– Нет, ты просто ненормальный. Однозначно, – она опять засмеялась, хватаясь за голову. – А что, думаешь. Я, может, ещё больше сумасшедшая, чем ты! Вот возьму и выйду. А? Что ты тогда будешь делать с беременной женщиной, а?

– Присматривать за тобой.

– Присматривать? – Наташа хохотала от всей души. – Это как тогда, что ли?

Через полгода Наташа и Андрей поженились, а через два месяца у них родился замечательный малыш. И ещё один через год. Но это уже совсем другая история.

Чтобы раздеть и связать человека много ума не надо. Четыре бугая с лёгкостью справляются с задачей за пять минут.

Я сижу в пустом классе абсолютно голый, привязанный к стулу и парте двумя верёвками. Кричать и звать на помощь было бы крайне неблагоразумно. Ведь на это и рассчитано: что я начну кричать, привлеку внимание. Даже если этого не случится, девушки всё равно будут приходить сюда по одной в поисках чего-то «крайне интересного», натыкаться взглядом на мой хоботок в волосатых зарослях и испуганно убегать. Не думаю, что у кого-нибудь хватит смелости развязать меня. Так меня и запомнят – как голого клоуна, ставшего посмешищем школы.

Вы спросите, как я вляпался в эту историю? Долго рассказывать. Скажу лишь, что наш класс сегодня дежурит на дискотеке. Уроды из параллельного класса пригласили друзей-отморозков из других школ, те пришли пьяные, эти пьяные. Догнались в туалете, сговорились, и пошло-поехало.

Я сижу голый, странно, но я не мёрзну. Разве что от волнения меня знобит. Попа прилипла к стулу, руки и ноги слегка затекли.

Не знаю, но я никогда особо не стеснялся наготы. Гораздо важнее, что обо мне подумают потом. Думаю, любая девушка, которая зайдёт, поймёт меня без слов. Сделаю безучастное лицо, чтобы она не подумала, что мне весело или грустно, или что я сам захотел. Я – йога. Точно. Они тоже раздеваются догола. Тоже отстраняются от реальности. Так и я: буду сидеть, ничего не замечая, пока меня не развяжут. Буду настолько нереален, что девушка усомнится, что я вообще живой. Точно, притворюсь мёртвым. Глупо, конечно. Прежде всего нужно попросить, чтобы меня развязали.

Упс, кажется, кто-то идёт по коридору. Ну вот и первая несчастная девушка. Походка уж слишком размеренная, судя по цоканью каблучков.

Ох, нет… Похоже, это она – наша классная. Кто угодно, только не она.

Приближается к двери. Три секунды до шока, две, одна. Ручка, скрип.

###

Татьяна Валерьевна – учительница по черчению, по совместительству наша классная, – пожалуй, единственный человек, которого я бы устыдился. Всё очень сложно. Я два года был её любимчиком, пока она вела у нас черчение.

Теперь она стоит в нерешительности на пороге, переминаясь с ноги на ногу. Я боюсь встречаться с ней взглядом.

Больно надо. Пускай смотрит, раз уж ей не совестно рассматривать голого человека. Да к тому же ещё и связанного.

Ну что мы так и будем стоять смотреть?

Я гневно сжимаю губы, отворачиваюсь ещё дальше к окну.

Замок в двери щёлкает. Татьяна Валерьевна остаётся внутри, медленно цокает в мою сторону, останавливается в двух шагах. Пялится, конечно, на мой пенис. Ну и пусть.

– Давно здесь сидишь? – спокойно спрашивает она.

Уж не знаю, как ей это удаётся – привести человека в порядок одним словом, одной интонацией. Как гора с плеч.

– Десять минут, – бубню под нос.

– Кто-нибудь сюда заходил?

Отрицательно мотаю головой, совсем легонько, губы непроизвольно подрагивают.

– Ты меня стесняешься?

Мне, кажется, послышались нотки сочувствия в её голосе. Или только кажется? Мне самому жаль себя, безумно жаль, невероятно горько. Я только сейчас понимаю это как следует. Как же она умеет так тонко сказать простую вещь и разбудить простую жалость к себе?

– Может, развяжите меня наконец, или так и будете смотреть? – выпаливаю раздражённо.

Нельзя жалеть себя, эти подонки только и ждут, что я сдамся.

– Конечно, я тебя развяжу, – Татьяна Валерьевна такая добрая, ласковая. Как мама. В её сердце столько тепла. – Но сначала пообещай мне, что не будешь меня стесняться.

Мне больно даже думать об этом. Как же она хочет, чтобы я её не стеснялся?

– Вот если бы вас привязали к стулу, – цежу едко, как пила. – Голую. И все ходили и смотрели, а потом ещё просили вас не стесняться, вы бы не стеснялись?

– Я бы стеснялась, – Татьяна Валерьевна соглашается. Всё абсолютно серьёзно. Её голос звучит уверенно, убедительно, не терпит возражений. Она опускается на корточки передо мной, находит мой взгляд пытливым блеском карих глаз. Я уже смирился с тем, что она изучила мои гениталии. Почему она до сих пор не развязала меня?

На ней знакомая чёрная юбка до колен, белая блузка с рюшами. Эта женщина лет тридцати всегда вызывала у меня трепетное уважение: густые пышные волосы шоколадного цвета, волнистые, спадающие на плечи, яркие выразительные глаза, чувственные губы. Есть учителя, которых любишь просто за внешнюю красоту. А есть Татьяна Валерьевна – её полюбишь за уважение, которое она постоянно проявляет к ученикам. Она всегда дружелюбная, но, если надо, проявит авторитет, и все притихнут без слов. Однажды я видел её зимой с мужем и маленьким ребёнком. Она командовала парадом, заметила меня, пожурила за то, что прогуливаю субботу. Сама-то она тоже прогуливала! В ней есть стержень – неуловимый вектор, выраженный молчанием, взглядом, любовью к работе в школе.

Уж не знаю, как ей это удаётся, одним взглядом убедить меня, что она не тот человек, который будет надо мной смеяться. Я чувствую в ней силу красоты, в её серьёзном взгляде веру в человечность. Она – добрый ангел, мой ангел-хранитель. Я понял это с первых уроков черчения, с первых вызовов к доске, когда она, скрывая удовольствие, ставила мне, неподготовленному, «отлично». Она любит интеллект, любит мужской интеллект, находчивость, этого ей не отнять. Юмор, который я всегда проявлял, нравится ей.