Илья Коган - Маленький Фишкин. Быль-небылица

– Знаю! – сказала мама. – Это наш конструктор Толя Стеркин… Ты, пожалуйста, держись от него подальше!

– Почему?

– Он из этих… из врагов народа!

– А почему же он не в тюрьме?

– Говорят, он придумал что-то… Очень полезное… Вот его и освободили. Таких на заводе называют вольняшками… Но знаешь, сегодня он вольняшка, а завтра его опять могут…

Мама замолчала и стала вытряхивать из бутылки кусочки масла. Их было совсем чуть-чуть, и все они были облеплены капельками воды. А из оставшегося молока мама собиралась сварить ячневую кашу и заправить ее этим маслом. А то все картошка и картошка!..

– Вот подожди! – сказала мама. – Отдаст папа долг за этот… «очаг культуры»… начнут бабушкины гривенники и на нас капать. Тогда настоящего масла купим… А, может, и на пропуск соберем…

Это была мамина мечта – пропуск в Москву… Его можно было получить по вызову… Или купить. Без денег выдавали пропуска ученым, инженерам, артистам…

А про врагов народа я знал. Мы бегали в кино на «Ошибку инженера Кочина» и на «Партийный билет». Да и в школе рассказывали о том, как эти враги хотели помешать нам идти к светлому будущему. У, гады! Они пробрались даже в мой учебник истории. Он был старый, довоенный еще, и там сохранились зарешеченные портреты. Решетки были нанесены фиолетовыми чернилами, лица за ними не различались, но имена под ними все же угадывались: «Маршал Советского Союза Блюхер»… «Маршал Советского Союза Егоров»…

Через несколько дней у ворот кладбища был цирк. Цыганский. Лекса, Джура и другие мальчишки стояли кругом, Соня била в бубен, Ефрем щелкал кнутом, а в середине круга скакала… наша Манюня!

Больше всех веселились мои сестренки Жанна и Вера.

– Вы что, с ума сошли? Да вас тетя Катя за корову убьет!

– Подумаешь! – огрызнулась Жанна. – С коровы не убудет! Видишь, какая она веселая! Поплясала, попрыгала!

– А нам дядя Ефрем обещал суфле купить! – проговорилась Вера. – И Маньку напоил чем-то из бутылочки!..

– Ну, все! Молоко теперь будет цыганское!

– Нравится? – подошел ко мне Ефрем. – Хоть сейчас в цирк! Мы из вашей коровы приму сделаем!

– Вы сначала у хозяйки спросите!

– Э, чаво-сынок, да чтобы цыган с бабой не договорился! Как кличут хозяйку-то?

– Тетя Катя… Катерина Исаковна, то есть…

На все это представление во все глаза смотрел вышедший из дома жилец нашей соседки, дядя Толя. Бывший враг народа. С нашим семейством он не общался, просто здоровался при редких встречах и все. А еще он кашлял. Иногда целые ночи напролет из-за стенки раздавалось его сухое «кхе-кхе»…

– Не жилец, – говорила про него тетка Рейзл. – Отбили они ему легкие…

Кто «они» и как это «отбили», она не объясняла. Зато мама все время повторяла, чтобы я обходил его стороной.

– У-у! – сказал сосед, увидев скачущую корову. – Да это мировой номер! Прямо «Лебединое озеро»!

Что за «лебединое озеро»? Я чуть было не спросил его. И все-таки пересилил себя, отвернулся, сделал вид, что не слышу. У, как я ненавидел «врагов народа»! Это они убили нашего любимого вождя товарища Кирова! И великого пролетарского писателя Максима Горького! И самого смелого на свете летчика Валерия Чкалова! Это они зарезали пионера Павлика Морозова, который не побоялся разоблачить кулаков-вредителей в собственной семье!..

– Смотрел «Лебединое озеро»? – не отставал бывший враг от меня. – Та-тара-тара-та-та-там… – запел, замычал он. Но вдруг зашелся в кашле, даже согнулся пополам и не то что говорить, даже расслышать меня не мог. Зато заговорила вдруг цыганка Соня.

– Э, золотой мой! – обняла она его за плечи. – Лечить тебя надо!

– Кх-кхак? – не мог остановиться бывший враг. – От лекарств никакого толка!…

– Лекарства, мой серебряный, разные… У нас, у ромов, свои. Они любую хворь лечат! Да и слово мы знаем заговорное!

– Сестра! – совсем по-взрослому окликнул Соню Лекса. – Буты тэкэрэс! Работать пора!

И тут я вспомнил, что сегодня суббота. И надо забирать брата Мишу. Всю войну его отдавали в недельный детский сад. Сад был за городом, детей отвозили и привозили на автобусе. В понедельник утром его отводила к автобусу мама, а в субботу забирать его должен был я.

Конечно, я опоздал. Миша оставался последним, и шофер уже не знал, чем его развлечь. Брат кинулся было ко мне, но я осторожно придержал его на расстоянии. Там, в саду, их не мыли никогда, что ли? Только каждый раз Миша привозил воз и маленькую тележку вшей. Так что сначала я внимательно оглядел его.

Вот это да! Сегодня было что-то отдельное, как говорила тетка Рейзл! Волосы на голове брата прямо шевелились. Вши, не стесняясь, бродили по шее. Даже брови были серыми от гнид. Пришлось вести его, держа за пальчик. Всю дорогу он орал басом, откуда только силы брались. И продолжал орать во дворе, пока я звал маму.

– Где Мишенька? – кинулась она ко мне.

– Иди, посмотри! – пригласил я ее.

– Готыню! – всплеснула мама руками. – На нем же пустого места нет!.. Чтоб у них руки отсохли, у шлемазл!..

Она побежала за горячей водой и керосином, а я потащил упирающегося братца в угол двора, за куст бузины, подальше от укоряющих глаз моих теток. Они были чистюли, а вот языки у них…

Этим вечером мы не смогли добраться до телескопа. Тетя Катя, подоив корову, удивилась желтому цвету молока и пристала к Жанке:

– Она что у вас акацию жевала?.. Так вы за ней смотрели? Капцонес!.. Сколько раз говорила этим мишигастам, – она показала на нас с Сюней, – не водите корову на кладбище!

– А куда же было ее водить? – не выдержал я. – На завод что ли?

– Ты еще будешь мне хамить!

– Но, правда, Катя! – вмешалась мама. – Нигде, кроме кладбища, травы нет…

– Поискали, нашлась бы!.. Что мне теперь с этим молоком делать?

– Масло сбить! – быстро подсказал я.

– Ага!.. Чтоб потом полбазара за мной бегала!.. Нате, травитесь сами!

Она поставила бидон на стол и ушла к себе… Баба Злата, кряхтя, сползла с кровати, где она уже устроилась на ночь, и заглянула в бидон.

– Шо це воно?.. Справди, жовтий… – Она окунула в молоко палец, облизнула его. – А шо? А гуте милх! – Бабушка зачерпнула кружку и с удовольствием выпила.

– Амехаим! – засияла бабушка своими двумя зубами.

– А мы что – рыжие! – Жанна и Вера тоже похватали кружки. И тетя Фрима налила себе.

А мама протянула по стакану мне и Сюне. Даже тетка Рейзл, как всегда что-то ворча, приложилась к молоку.

…Я спал, и мне снилась бомбежка… Мы лежали в поле, в каких-то воронках. В небе гудели самолеты, что-то сверкало, что-то ухало совсем рядом. А Мишка надрывался ревом. И люди вокруг кричали, что немцы там, наверху, слышат этот крик, у них такие аппараты есть! И что его белое одеяльце с неба видно. И прямо стаскивали с брата это несчастное одеяло… Потом засвистел паровоз, и люди кинулись к вагонам, и мама тащила меня и Мишку. А про одеяло забыла…