Игорь Мощук - Фабула. Монология в двенадцати меридиях

Поскольку Колюша и Сережа плотно засели в гостиной с вискарем и гашишем, мы с Мироновым решили отправиться в кабинет. Следом за нами туда же прибыли два плетеных кресла с таким прицелом, чтобы можно было, сидя рядом на диване, удобно положить на них ноги. Сам диван, обычно стоявший в углу комнаты, выдвинули на середину, и теперь с него образовался прекрасный вид на окно и все то необъятное, что располагается за ним. Верхний свет выключили, на столе перед окном зажгли мягкую лампу, сели поудобней, стали ждать.

Я думаю, не существует прихода более мягкого, чем приход от MDMA. Помните сцену из фильма «Хороший, плохой, злой»? Ну когда Клинт Иствуд выходит из бара пьяный всмятку и встречает недобрых ребят. Он вроде вообще в дым, и ничто не предвещает для злодеев неприятностей. Клинт еле-еле залезает в седло, ковбои смеются над ним, а потом трах-бабах – и нет его… то есть их всех. Моментально кладет мудил из своего кольта или что у него там за револьвер. Так и с эмкой. Вроде бы ничего не происходит, только бац – в какой-то момент ты осознаешь, что тебе уже очень очень хорошо! Что теплые волны любви, расходясь по твоему телу сверху вниз и снизу вверх, будят сотни миллионов корпускул кайфа, а со всех концов организма поступают приятные сигналы.

Мы с Димой синхронно начинаем ощущать потребность поделиться друг с другом чем-нибудь сокровенным. Он озабочен спасением мира, а я разводом с женой. Сквозь жаркую завесу счастья, которая плотной парчой окутала мое сознание после употребления эйфоретика, я воспринимаю свой развод отстраненно, будто это произошло не со мной, а с кем-то малознакомым или вообще вымышленным, словно герой книжки. Факт расставания с женой я ощущаю не чувственно, а буквенно. Фальшивое горе, печаль из папье-маше. При этом я прекрасно помню, что еще час назад переживал всю ситуацию с разводом очень лично и трагически. Более того, я отлично понимаю, что уже завтра моя тоска непременно вернется, многократно усиленная в полном соответствии со спецификой эффекта, известного из источников как Tuesday blues. Так что официально я тоже в депрессии, но в отличие от Диминой эта депрессия – моя личная, персональная и индивидуальная. Заработанная в рамках одной-единственной жизни.

Миронов не согласен со мной. Его учение полностью исключает возможность случайного развития событий.

Согласно Диминой теории, которая является не чем иным, как мутным раствором из писанины Майкла Ньютона, «Розы Мира» Даниила Андреева, нейролингвистического программирования и буддизма для чайников, все, что мы делаем, и все то, что случается с нами, – предрешено. Сама по себе мысль не нова. Ее так и сяк трактуют фаталисты всех мастей от банальных католиков до адвентистов седьмого дня и прочей сектантской нечисти. Но из всех известных мне людей только Дима умудрился вылепить свою собственную, одновременно кривую и стройную теорию устройства фатума. Эта самая теория не была бы и вполовину так ценна, если бы подразумевала исключительно слепую покорность судьбе. В чем кайф жизни, если за тебя уже всё решили и твой удел лишь в том, чтобы, сжав в одной руке бритву Оккама, а в другой – червяка сомнений, ковылять в сторону гробовой доски? Поверьте, Мироновское учение относительно жизни и смерти стоит того, чтобы остановиться на нем чуть подробнее, поэтому я с удовольствием поделюсь с вами его основными постулатами, равно как и собственными соображениями на сей счет. Но перед тем как предложить вам ознакомиться с содержанием этого учения, я позволю себе небольшой офтоп, который без сомнения поможет нам чуть лучше узнать самого Диму. Скорее всего, это маленькое лирическое отступление окажется небесполезным для пытливого читателя, пожелавшего разобраться в причинах и последствиях событий, происшедших непосредственно после того, как мой друг нарушил своим неожиданным появлением рутинное течение нашей тривиальной пьянки.

Санкт-Петербург, Российская Федеративная Империя, 2089 г.

В те доисторические времена, когда мамонты еще бродили по Земле, а мы с Димой только-только успели как следует подружиться (то есть году в две тысячи первом), нас с ним интересовали любые формы совместного движения с мячом. Мы обожали футбол и волейбол, но не брезговали даже баскетболом и регби; что уж говорить о таких относительно аристократичных видах, как теннис, который, подобно медведице, бывает большой и малый. В этой истории речь пойдет об относительно большем теннисе. Недалеко от станции метро «Лесная» с незапамятных времен располагается стадион с неизвестным мне названием, на который мы впервые попали по делам футбольным, но сразу присмотрели там же пару симпатичных теннисных кортов, которые вполне свободно сдавались внаем за деньги. Система оплаты там строилась престранным образом. Нужно было пойти в административное здание, располагавшееся метрах в тридцати от футбольного поля, и заплатить за игру мзду из расчета 50 рублей в час. По этому поводу тетенька из здания выдавала квиток, который следовало предъявить специальному деду в кепке, сидевшему непосредственно рядом с кортом, в знак уплаты мзды и права играть. Все эти детали мы с Димой узнали при первом же посещении упомянутого спортивного комплекса. За день до второго посещения я получил от него входящий звонок на стационарный телефон с просьбой принести на теннис несколько синих ручек разных оттенков. Зачем? Ответ очень простой: Дима предложил заплатить в кассу административного здания 50 рублей за один час игры, а затем подобрать из принесенного набора ручку подходящего цвета и приписать единичку, чтобы играть целых три часа! По поводу столь сомнительного способа утроить невероятное удовольствие от игры с Мироновым я имел ровно три аргумента против, а именно:

– Это мошенничество, а значит, это нечестно.

– Нас могут выпалить, а значит, это опасно.

– Мы все равно не захотим играть больше одного часа, а значит, это не нужно.

Все три этих довода никак не убеждали Миронова отказаться от задуманного. Почему? Давайте попробуем объяснить. Возможно, в качестве побочного эффекта мы получим исчерпывающее представление о том, как устроена необыкновенная, одновременно притягательная и отталкивающая персона моего удивительного товарища. Ведь, чтобы понять человека, его нужно увидеть и в большом, и в малом. Не так ли?

Начнем с первого пункта. Я ни в коем случае не считаю Диму мошенником. Мне ближе формулировка «носитель альтернативной морали». Многое из того, что кажется вам нечестным или даже незаконным, представляется ему абсолютно нормальным и естественным. Люди, создавшие такую систему оплаты, которую можно взломать с помощью шариковой ручки нужного оттенка, просто не заслуживают иной судьбы, чем быть обманутыми, – так искренне считает мой друг. Верно и обратное: ряд вещей, которые не вызовут у обычного человека никакого этического диссонанса, Миронов считает абсолютно недопустимыми. Его индивидуальный кодекс чести и морали совершенно непонятен посторонним людям, а также обладает свойствами гибкости, изменчивости и вариативности. Ведь, по мнению Димы, в основе любого деяния лежит мотив, и именно он определяет кармическое «итого» каждого поступка. Мы вернемся к этому вопросу позже.