Игорь Мощук - Фабула. Монология в двенадцати меридиях

Теперь то, что касается второго пункта – опасности. Все дело в том, что мой друг вообще ничего не боится в привычном смысле слова и при этом боится примерно всего. Любитель наловить перламутровых рыбок в мутной воде, он где-то вычитал, что выживают только параноики, и начал с тех пор культивировать свою собственную доморощенную паранойю практически по любому мыслимому и в большинстве случаев надуманному поводу, при этом оставаясь бесстрашным, как Дункан Маклауд, в тех ситуациях, когда опасаться, по уму, стоило бы. Дима до смерти боялся отравиться просроченным йогуртом, но без тени страха готов был попробовать любой неизвестный науке наркотик где-нибудь в трущобах Бангалора. Он две недели ходил, снедаемый сомнениями, словно Раскольников: размышлял, стоит ли затеять драку с бывшем мужем своей девушки (который, надо сказать, и правда слыл изрядной гнидой), но, не ведая колебаний, зачем-то угнал у чеченцев идущую в порт машину никуда не годного металлического лома стоимостью аж тридцать семь тысяч рублей! Один-единственный раз, когда я привез Диму в бордель недалеко от метро «Проспект Просвещения», он побрезговал присесть там на тахту, опасаясь подцепить гонококк, зато смело углубился в дебри Бангкока с сомнительной персоной неопределенного пола… да что там пола, я даже насчет видовой принадлежности этого существа не очень уверен. На фоне всего этого Миронов смело пускался в одну рискованную финансовую авантюру за другой, всякий раз истово убежденный в непогрешимости своего плана, а также полностью пренебрегающий анализом потенциальных рисков, налоговым законодательством и фундаментальными законами спроса и предложения. Одним словом, напугать Диму перспективой разборки с дедом в кепке, охраняющим теннисный корт, было бы крайне затруднительно. Куда больше, чем людей, мой эксцентричный друг опасался конца света, экономического краха, зомби-апокалипсиса, вымирания пчел, атаки искусственного интеллекта, прямого попадания метеорита и прочей маловероятной эсхатологии разного калибра. Провозгласив своим девизом нетленную глупость «выживают только параноики», Миронов всерьез озаботился вопросами физической и продовольственной безопасности своей семьи, для чего прикупил травматический пистолет «Оса», а также держал на балконе у родителей преизрядный запас тушенки, круп, макарон, туалетной бумаги и почему-то шпрот в масле. Так-то.

И вот мы переходим к третьему аспекту изучаемого вопроса, а именно: нахрена. Зачем приписывать единичку, чтобы играть в этот эрзац настоящего спорта аж целых три часа, если нам обычно и часа за глаза хватало? Мне становилось скучно, а Дима просто уставал. Ответ бесконечно прост: Миронов и не собирался играть три часа. Ему было намного важней поиметь саму систему, раз уж та подставилась. Именно стремление трахнуть устройство мироздания во всех мыслимых позах и смыслах, от возвышенно-духовных, до низменно-материальных, всегда двигало этим мелочно-великодушным человеком. Именно у Димы была на факультете каморка под лифтом, пожалованная ему деканатом за непонятно какие заслуги перед общественным образованием, где мы в основном пили пиво и играли в преферанс. Именно ему принадлежал единственный на всю факультетскую общагу двухкомнатный номер (и это при наличии городской прописки), в котором мы устроили настоящий первостатейный питерский бедлам. Именно Миронов, работая главой службы мерчендайзеров в крупной колбасно-сосисочной компании, придумал увеличивать продажи, подкидывая колбасы и сосиски непосредственно в полные продуктами питания корзины покупателей супермаркетов без их ведома. А кто, трудясь на ниве предвыборной агитации, получал от штаба кандидата денег на организацию пятидесяти пикетов по всему городу, но делал не более пяти летучих отрядов по 10–12 человек, которые, перемещаясь на метро между точками следования проверки, умудрялись имитировать свое удесятеренное количество? Уже догадались, касатики?

Вот таким примерно образом мой дорогой друг Дима и пытался ужиться с реальностью, находясь в вечном поиске лакун, прорех и лазеек в ее отнюдь не безупречной плоти. Вооружившись, подобно шестирукому Шиве, двумя разящими мечами, имя которым «альтернативная мораль» и «бесстрашная паранойя», он кроил и резал мироустройство ровно так, как удобно именно ему. Никакой устоявшийся порядок вещей не был для него догмой, а размышления из серии «мы будем делать так, потому что мы делали так всегда» вызывали только презрение. При этом Миронов очень уважал правила, которые устанавливал сам, а уж личные традиции плодил не хуже английских монархов, что не мешало ему еженедельно менять религию и мировоззрение, заимствуя то и се из разных учений и теорий, чтобы сшить прочными нитками своей безупречной логики этакого философического кадавра.

Есть еще пара вещей, которые необходимо знать о моем друге. Во-первых, он единственный из известных мне людей, кто выделяет мыслительный процесс в отдельный вид деятельности и времяпровождения. То есть у Димы в ежедневнике отмечено, что он с восьми до девяти утра медитирует, а с девяти до одиннадцати думает. И это принципиально разные процессы. Обычно люди «думают» как бы все время и по ходу какого-то основного занятия, но только не Миронов. Так обычно писали в древних книгах про ребят, вроде Будды, и ему подобных, мол, «предался размышлениям». Например, Ганеша, сын все того же Шивы, лишился головы, охраняя покой отца, когда тот «удалился для раздумий в пещеру». Иисус любил отправиться в пустыню для молитвы и уединения, Мухаммад « рассуждал» на вершине плоской горы Хира, и никто не смел его тревожить. Я слышал, что Сталин по утрам «думал» в своем кабинете. Каждый день по два часа. У него прямо в распорядке дня так и значилось: «думает в своем кабинете». За этим же подозрительным занятием были замечены Ришелье, Черчилль и Фома Аквинский. Все это звучит довольно естественно, когда речь заходит о пророках, святых отцах и великих тиранах. Но в нашем случае болезненной склонностью к отвлеченным рассуждениям страдал самый обычный страховой брокер из Питера. Странновато, не так ли? Привычка избыточно думать завела бедного Диму в такой запутанный лабиринт абстрактных размышлений обо всем на свете, что наступившая следом депрессия, на мой взгляд, была совершенно неизбежна и без помощи предыдущих инкарнаций. Ведь, преумножая знания, мы преумножаем печали, а преумножая думы – преумножаем скорби. Счастливым может быть только круглый идиот, у которого не хватает мозгов на естественную мрачность. И разумеется, нет ничего удивительного в том, что, долго думая, невозможно надумать ничего хорошего. Особенно если ты параноик.