Рарог Кривич - Дом Огненного Меча. Битва наследников

Оглянувшись по сторонам, Оседень увидел, как сзади, из огромного войска и сонма, окружающего его, вперед выехало три всадника: это были его сыновья вместе с братом Порышем. Буквально через несколько мгновений показался и четвертый всадник – Моск. Близнецы были облачены в почти одинаковые доспехи, с одной лишь разницей – размере брони, ведь Порыш выглядел намного упитаннее своего худосочного братца. Но эта разница была последствием лишь особого пристрастия Порыша к чрезмерному чревоугодию из-за всевозможных вкусностей, которые наготавливали жены Сама почти каждый день без всякого на то праздничного повода. Моск же очень часто любил придерживаться различных постов, считая, что так его мозг использовал свои ресурсы намного функциональнее и продуктивнее. Волнение на румяном лице Моска и в его серебряных глазах проявлялось точно так же, как и у его брата Порыша. Тем не менее оба держались смирно и старались не подавать виду. Ниспадающие светло-русые волосы и бороды обоих придавали им какого-то еще большего величия. Выделялись на фоне остальных воинов и Тур с Сарматом, но каждый по-своему: безбородый статный Тур со своими недлинными кучерявыми темно-каштановыми волосами походил на некоего древнего легендарного героя, взгляд же его стальных очей делал его чрезмерно серьезным и строгим для своих двадцати лет, в то время, как его старший на три года брат был его полной противоположностью – озорным, веселым и бесшабашным, что еще больше подчеркивалось его рыжей львиной гривой и бородой в совокупности с по-детски беззаботными белесо-голубыми глазами. Даже сейчас, за несколько часов до отбытия, Оседень заметил, как его старший сын успел пофлиртовать чуть ли не с десятком девушек, пришедшими проводить своих братьев на войну.

Итак, когда все уже были готовы, и все прощания и разговоры между дружинниками и их родственниками были завершены, Сам взял в руки переданный ему помощником бычий рог, и глубокий утробный звук раскатился по всей местности и, казалось, был слышен аж за несколько верст. Оседень пришпорил коня, следом за ним устремились Моск по правую руку, будучи его первым советником, и Порыш по левую руку – его глава похода назначил военачальником всей дружины. Сзади скакали сыновья Оседня, которые были воеводами-тысячниками семиводского войска, чуть поодаль догоняли лидеров и оставшиеся три воеводы. От стука копыт коней многотысячного войска вся земля задрожала так, что даже в домах Кологарда посуда подскакивала на столах, а пыль в поле стояла столбом и дружина постепенно начала растворяться в ней, скрываясь за горизонтом. Славен проводил последних воев взглядом и, как и все, развернулся и направился к городу. Вернувшись домой, он захотел вновь переговорить с сыном и попросить прощения за то, что вчера не сдержал свой гнев, хотя и считал, что все же неразумно было Вятко в таком возрасте езжать в столь опасный поход. Но дома на удивление было тихо – в такое время обычно все собирались обедать, и Вятко зачастую звал своих друзей, поэтому в доме стоял вечный гул, что в какой-то степени было по душе Славену, ибо он по природе своей не переносил чересчур тихих и пустых мест. На кухне копошилась Ильмера, домывая свою посуду, тарелка с уже остывающей, но аппетитно пахнущей на весь дом снедью ожидала его на столе.

– Ну и как все прошло? – поинтересовалась девушка, заметив присутствие брата на кухне.

– Они ускакали…

– Да уж, – хихикнула хозяйка, – было слышно аж сюда.

– Ты Вятко не видела сегодня? Я хотел извиниться… – замялся Славен.

– Ах извиниться? – резко повернулась вдруг с полотенцем в руках девушка, – Это-то за то, что ты его ни за что, ни про что ударил? – с издевкой спросила она.

– Не ни за что, а за дело, – попытался было оправдаться мужчина.

– За какое такое дело? – не унималась Ильмера, выгораживая своего пасынка.

– А почто ты ему напела, что его дед – великий витязь? – начал переводить стрелки Славен, повышая тон.

– Успокойся! – отрезала девушка, – Я люблю тебя, и он тебя любит, так не веди же себя подобно самодовольному мужлану!

– Прости, сестренка, – успокоившись, присел горе-отец на лавку.

– Боги простят, – уселась и Ильмера напротив брата. – О нашем отце действительно слагают сказания, и на пустом месте они не рождаются. Перестань быть таким самолюбивым, и не выплескивай свою личную неприязнь к отцу на всю семью.

– Где он? – поникшим голосом произнес Славен. – Я хочу с ним поговорить…

– Он уехал, – спокойно заявила молодая знахарка.

– Как уехал? – не до конца осознал сказанное сестрой мужчина.

– Он пошел с Оседнем в его войске, как рядовой воин.

– И ты позволила ему вот так просто взять и уйти? – опять начал вскипать Славен.

– Он сам сделал свой выбор, моего же обережного круга хватит и на вас двоих – ты же как-то возвращался из всех этих ваших бесовых походов с Русом живым и невредимым.

Мужчина не желал более спорить и что-то доказывать – поднявшись с места, он подошел к сестренке, поцеловал ее в лоб и направился в свою опочивальню, ибо почувствовал вдруг некую резкую слабость – перед завтрашним походом же следовало набраться сил.

Погода в день отбытия войска Руса стояла весьма пасмурная: темно-серые тучи заволокли все небо и массивною черною горою нависли над Кологардом и округой, дождь с самого утра лил как из ведра, но вместе с тем в воздухе присутствовал яркий запах травы и свежести, а ветер из лесу еще приносил и ароматы хвои. Рус пребывал в тот день в довольно приподнятом настроении и уже каждой клеточкой своего тела предвкушал свои будущие завоевания и победы, а путь ему, как и Оседню, предстоял не близкий. Западному войску следовало дойти до самых западных рубежей Семиводья, где стремительным водопадом протекал Ратон, который и являлась той самой границей, и за ней уже шли неподчиненные земли, в которых обитали множества самостоятельных небольших племен, и даже некоторым из них хватало смелости и самоуверенности называть себя царствами. Подобным образом поступали и рода бернов, проживавшие между Касским Царством и Семиводьем. Многие берны жили и в далеких северо-западных землях уже многие года, но не устраивали себе никаких централизованных царств, подобно этим их родичам, установившим Барну. А именно в это самое царство и должно было держать свой путь войско Руса. Не менее важной была и цель данного похода, которая заключалась в том, чтобы как раз и усмирить тех бернов, и взять в союзники Касгард, таким образом фактически присоединив к Семиводью еще значительный кусок территории. О чем Славен неоднократно и предупреждал Руса, говоря, что по большей части поход именно западного войска будет захватническим, в отличие от похода южного, и что Руса, возможно, в последствии невзлюбят, и он потеряет свою славу героя и богатыря, но останется теперь в памяти народа, как жестокий воин. Рус же в свою очередь расценивал сию войну, как свой шанс проявить себя в полной мере, ибо ему уже надоело заниматься мелочными делами, каковыми он считал все свои предыдущие подвиги будь то спасение некой волости от страшного не то лесного, не то горного зверя либо змея, помощи жителям различных местечек с местными разбойничьими ватагами, засевшими где-нибудь в холмах или тех же лесах, и тому подобные вещи. Война же должна была раскрыть Руса, по его собственному мнению, с новой, совершенно иной и более серьезной стороны, и он ничуть не гнушался при этом приобрести славу кровожадного завоевателя, если на то была бы необходимость. От этого-то своего младшего брата и хотел уберечь Славен еще как только узнал, зачем же их все-таки вызвал в столицу Сам, но все было тщетно – богатырь был непреклонен и намеревался принять предложение своего деда.