Рарог Кривич - Дом Огненного Меча. Битва наследников

– А что же войско их? – перешел к самому главному Оседень.

– Оно достаточно сильное, чтобы продержать оборону и положить на поле боя немало твоих воинов, и они уже готовы вступить с вами в бой – когда я выезжал за ворота, господа уже отдавали последние указания воеводам, – и действительно, алатынское воинство не заставило себя долго ждать. Успели только Оседень с Трояном переговорить на этот счет, как тяжелые врата Алтынгарда на сей раз с грохотом начали отворяться и на пустынное поле, окруженное горами, постепенно начали стекаться вражеские воины – витязи Семиводья напряглись: Тур сжал рукоять своего меча в ножнах, Порыш натянул узды, а сам кам же поспешил вернуться к своему коню. По пути Троян давал брату наставления:

– Я предупредил господ, что попытаюсь уговорить вас воздержаться от нападения. Оседень, если ты покажешь им свои добрые намерения, то у тебя будет возможность взять этот город без единой жертвы. Попробуй договориться с ними – они живут в страхе, дай же им надежду на мир, пообещай им защиту и помощь Семиводья, если они встанут на нашу сторону.

– Я знаю, что делать, – отрезал Оседень и запрыгнул на своего скакуна. – Ждите здесь! – крикнул он своим воинам и, пришпорив коня, помчал к стенам города, под которыми уже начало скапливаться немалое войско алатынцев…

– Я не для того пришел к вам, чтобы воевать, – молодой кам пытался говорить как можно громче и увереннее, дабы его было слышно абсолютно всем алатынцам, воинственно насторожившимся, когда он подошел довольно близко к ним. – Но ничего не остановит меня отдать приказ своим воинам, и они положат самых лучших из вас прямо на этом поле, под этими самыми стенами, – голос Оседня показывал его полную уверенность в своих силах, внутренне же он взвешивал каждое слово, которое собирался произнести. – Я уверен, что вы не хотите именно такого исхода. Я – не являюсь захватчиком, и Царь Семиводья не посылал меня сюда для того, чтобы нарушить независимость вашего города, которую вы сами для себя избрали. Но я пришел договориться. Я знаю, что вы будете продолжать утверждать о своей независимости, хотя являетесь уже захваченными… Зохаком! Даже более того: вы порабощены им! Ибо никак иначе сие ваше жалкое существование назвать невозможно. Я же пришел, дабы предложить вам сделку – услугу за услугу! – многие из алатынцев уже пребывали в смятении. – Я уверен, что вы – достаточно разумны для того, чтобы принять это мое предложение. А заключается оно вот в чем: вы поддержите Семиводье в надвигающейся войне, – тут по толпе пошла волна недовольства, – я не прошу вас отправлять своих воинов на смерть, как того требует от вас Зохак – поддержав нас, вы будете полностью защищены и отстранены от войны, а царь лично обещал дать вам все необходимое для жизни, но лишь об одном вас попрошу: не предоставлять свои земли для расположения основных сил Зохака! Откажите ему, а мы тем временем нападем на него первыми так, что он даже не успеет дойти до ваших земель. Война минует Алтынгард! В противном же случае вас постигнет две войны: сначала – с нами, а потом, когда мы вас завоюем – с Зохаком. Решать вам!

На несколько мгновений в воздухе повисло молчание и напряженность: две небедно оснащенные армии, стоявшие друг против друга в пустынном песчаном поле, были в любое мгновение готовы сорваться с места и броситься друг на друга. Оседень находился ровно по середине между двумя войсками и, придерживая коня, всматривался в лица противников. Неожиданно по всей долине вновь раскатился грохот: алатынцы открывали врата города, но на этот раз не для того, чтобы выпустить своих воинов. Алатынское войско начало медленно расступаться перед Оседнем – с чувством свершенного долга он шагом направил своего коня вперед…

Со всех уголков города раздавались и заполняли всю долину всевозможные крики, громкие пьяные разговоры, шумные и далеко немелодичные песни уже порядком захмелевших бардов, какофоничные звуки неких диковинных музыкальных инструментов и воркования парочек у стен Храма Любви. Под ночным небом Алтынгард горел яркими золотыми огнями и, казалось, полностью оправдывал свое название. Этот разросшийся на весь город пир начинался под сводами дворца алатынских правителей. Таких величественных строений в Семиводьи Оседень никогда не видывал, единственным, с чем он мог бы сравнить тот дворец, был замок его собственного отца в Ринии, который был таким же масштабным, как и сей дворец. Безобразные гуляния в ту позднюю ночь охватили и самые центральные помещения дворца, включая и тронный зал, в которых редко можно было бы увидеть такое в обычные дни, как могло показаться молодому военачальнику, ибо на его родине такое непристойное поведение не было принято в местах, отведенных для державных дел. Здесь же полуобнаженные куртизанки в открытую щеголяли под ручки с какими-то важными высокопоставленными особами. Отрешенный от празднования, Оседень разгуливал по ступеням дворца и с неприкрытым интересом разглядывал звездное небо, в ту ночь видимое абсолютно четко. Когда же тело кама начал пробирать легкий озноб, он решил вернуться внутрь и, несмотря на все отвращение к происходившему, понаблюдать за празднеством вблизи камина. Пробираясь через различные комнаты, просторные и более тесные, заполненные толпами совершенно непонятных людей, отношение которых ко дворцу вообще казалось Оседню сомнительным, он все же вскоре добрался до зала с большим камином, у которого грелись, лежа на огромных подушках те, кому уже порядком поднадоели шумные пляски и нескончаемое количество хмельного питья, которое казалось было единственным продуктом в этом городе в избытке. Неожиданно взгляд Оседня скользнул по группе из четырех молодых мужчин в компании неких полуголых девиц – в одном из них кам признал своего старшего сына Сармата.

– Это еще что такое! – оттянул его за ворот Оседень, – Да ты охмелел! – взревел вдруг воин, почувствовав запах виноградного питья от Сармата, который, не смотря на все усилия, внятно не смог уже выговорить ни единого слова в свое оправдание. – Ах ты щенок! – глаза молодого отца наполнились гневом – в таком состоянии он своего сына еще не видел никогда и часто опасался, что беспечный Сармат мог скатиться до такого. В мгновения ока в его руке мелькнула непонятно откуда взявшаяся палица – под ногами по всему залу были разбросаны груды мусора и поврежденных вещей – и он что было силы огрел своего сына. От тяжелого отцовского удара тот аж согнулся пополам и упал на колени, возмущенный же таким поведением сына Оседень нанес еще несколько больных ударов по спине Сармата и, отбросив палицу в сторону, направился к камину. С одной стороны, его терзало некое неприятное чувство, ибо до этого дня он никогда не поднимал руку на своих сыновей, по крайней мере в такой степени, но увиденное им стало последней каплей, так как Сармат уже давно начинал беспокоить Оседня своим поведениям, и это прилюдное унижение могло послужить хорошим наказанием сыну впредь.