Виктория Зига - Лабиринты судьбы. За поворотом – точка невозврата

«Да что ты знаешь про все это, девочка! Красивые слова, дружба, взаимовыручка, один за всех, а всем на тебя… наср..ать! Кругом грязь, грубость, хамство и ложь!» – все это я буквально кричал ей в лицо, тряся, как грушу, за плечи.

Она не сопротивлялась, она смотрела, Вань, просто смотрела мне прямо в душу, взрезая своими кошачьими зрачками все кожные покровы, мышцы, перерезая сухожилия, нервы или что еще там у нас есть на подходах к душе. Потом ласково так провела рукой по моим спутанным, сбившимся в клочья грязным волосам и сказала тихо:

«Лень, ты все правильно сделал, другого пути, кроме как обратиться к Зеленому попугаю у тебя тогда не было, так что не терзай себя!»

Я замер… Откуда?.. Каким образом она узнала?.. Ведь я же ни одной живой душе, даже тебе, ни гу-гу! Не может быть, мне показалось, просто общие слова, всем так говорят, когда хотят пожалеть, успокоить. Да нафиг мне сдались все эти слюни! А Зеленый попугай? Как она могла узнать про него? Же-е-есть, ну все, еще не хватало этого позора, и так уже жизни без моей музыки не мила, не сейчас, так месяцем позже, все равно придется сводить дебит с кредитом.

Александра вдруг как-то напряглась:

«А я, было, уже подумала, обойдется!». И толкнув меня на кровать, сделала какое-то движение руками, после чего я почувствовал металлическое прикосновение к запястьям.

«Бля, ты, шизанутая, что за шутки!» – заорал я не своим голосом, увидев наручники. Но голова вдруг как-то закружилась, все поплыло, и перед тем, как я опять куда —то провалился, успел подумать:

«Сволочь, это она что-то в вино подсыпала!»

Утром первое, что я увидел, было ее лицо, пристально разглядывающее мои волосы.

«Так, дружок, начнем, пожалуй! Скажу тебе сразу, это эксперимент, в ходе которого тебе будет круче, чем всем Белкам и Стрелкам в космосе вместе взятым! Так что расслабься и попробуй в процессе получения удовольствия хоть что-нибудь полезное извлечь! Я уйду на полдня, смотаться на старую работу надо, документы кой-какие забрать, а ты тут без меня не скучай!» – эта сучара ехидно улыбнулась и добавила:

«А про рамочку это ты вовремя посоветовал!»

Я услышал, как хлопнула входная дверь. Страшно хотелось сс..ть, тут я заметил некий вазон прям рядом с кроватью и решил, что тот вполне сойдет для оправления малой нужды. Облегчившись, я осмотрелся, наручник теперь был только на одной руке, так что другой я смог взять пакет с молоком и булку. Все это я быстро схомячил. Но даже такие простые действия потребовали от меня чрезмерных для ослабленного психушкой организма усилий.

Я откинулся на подушку, чтобы немного отдышаться, и осмотрелся.

Прямо напротив меня в темной деревянной рамке висела какая-то намалеванная фигня. Сумбурное нагромождение линий, пятен, петель, в общем, лабуда полнейшая, но яркая, красочная, привлекающая к себе внимание. Чем? Ну, во —первых сочетанием цветов, потом еще невероятные выкрутасы художника создавали иллюзию какого-то замысловатого движения нон-стоп. Так я приглядывался к мазне минут десять и вдруг осознал, что не я ее рассматриваю, а она досконально сканирует меня, все мои мысли тайные и явные и беспрерывно воссоздает, уж как, не могу понять, образы в моем сознании.

Сначала, я увидел речку, ту, что текла прямо у нашего крыльца в маленькой алтайской деревушке, почувствовал запах маминых пирогов с яблоками, которые так любил. Потом сфокусировал взгляд перед собой и увидел в своих странно скрюченных, покрытых старческой пигментацией, морщинистых руках твое, Траволта, письмо, в котором ты сообщаешь моей старенькой маменьке, которая и по сей день живет там, в Алтайском крае, известие о моей скоропостижной кончине.

Вань, ты скажешь, бредятина, но это было так явно, я, словно был внутри ее тела, смотрел на буквы, написанные твоей рукой, и чувствовал своей дубовой шкурой, понимаешь, чувствовал все, что происходило с ней. Как ее усталые подслеповатые глаза вчитывались в строки, принесшие печальное известие, и отказывались верить прочитанному, чувствовал, как бешено, словно загнанная скаковая лошадь, забилось ее сердце, чувствовал, как в жутком спазме скрутились мышцы горла и как где-то внутри застрял дикий животный крик.

Это было ужасно, я испытывал одновременно муки совести за то, что причинил боль матери и ее душевную боль, которая разрывала в клочья все внутренности. Хотелось выть, грызть землю, рыть туннель насквозь земного шара, только бы успокоить ее, погладить по седым волосам, сказать, что все обошлось, мам, я живой. Фу-у-у, даже сейчас мороз по коже прошел, дай отдышусь….

Потом, словно прокрутилась кинопленка, и я увидел смеющихся щербатых мальчишек, вихрастых таких и веснушчатых, бегущих мне навстречу. Вот мы с ними идем ранним утром на рыбалку, и их просто распирает от счастья. Вот они стоят первого сентября на линейке в школе и волнуются до дрожи в коленках, и нутром понимаю, что эти мальчишки мои будущие дети. И опять, Вань, та же фигня, я мог чувствовать их радость, их гордость, что вот он, то есть я, их папашка, сильный и большой, стоит рядом и в случае чего, может дать хорошего пендаля этому чмо, Димону, который задолбал уже своими подзатыльниками.

Дальше раздалась мелодия… Траволта, милый мой друг, мелодия! Сначала тихо так, словно издалека, потом все громче, все раскатистей, в разных аранжировках, тональностях. Я насторожился, вслушался, а потом встрепенулся, записать бы, чтоб не забыть, и опять осознал, что эта мелодия моя, что я ее автор и создатель, что, если захочу, создам еще, еще и еще. Дальше вижу полный зал зрителей, слышу их овации и в то же время ощущаю все их чувства, ликование, надежду на светлое будущее, любовь к девчонке, что сидит рядом, все… дальше я не помню, провал…

Очнулся от прикосновения ко лбу прохладной ладони.

«Ну как?» – вид у Александры был озабоченным.

«Ништяк, прорвемся! Бля, ты что, решила меня окончательно на наркоту подсадить?» – прорычал в ответ я.

«Дурак, ты ничего не понял!» – фыркнула она. «Спи, давай, набирайся сил, дальше завтра продолжим!»

Я усиленно пытался воспроизвести в уме мотив, услышанный в своеобразном гипнотическом состоянии. Стена напротив была пуста…

На следующий день все повторилось сначала. Картина начала свое действие. На этот раз я побывал в шкуре своих недругов, испытал целую шквал чувств и эмоций, начиная от злорадства моей квартирной хозяйки, заканчивая презрением бармена в клубе от известия о моей безвременной кончине. Да, браток, вот уж не думал, что мне можно завидовать, что я могу раздражать других своей независимостью, остротой языка, да просто легким, ни к чему не обязывающим трепом.

Дальше я увидел Аркадия, который силился сочинить что-то новое, мои мелодии уже устарели, и пришло время снова обновить репертуар, а рядом валялись пустые бутылки из – под виски. Боже, как он клял себя в душе, что связался со мной и Борюсиком, теперь все считали его молодым гением, а он пустышка, ничего больше написать не может, ни стихов, ни мелодий. Вот когда пришла расплата за то, что они пробросались мною.