Нина Ивашинникова - О чем молчат бирюзовые реки. Книга вторая

– Да-да, – едва сдерживая смех, диктовала я. – Так и напиши: «С приветом, Таня». Давай запечатывай, а я марку наклею и в ящик сброшу.

– Нет, Нинка, на почту я и сама отнесу, ты только марку дай.

– Ладно, не хочешь – не надо, – фыркнула я. – Завтра марку принесу.

И я неслась со всех ног к Ленке Нечаевой. Там я пересказывала письмо, мы хохотали и тут же сочиняли следующее.

Вскоре эта переписка нам изрядно надоела, и Танька Блинова перестала получать письма от немецкой подруги.

– Танечка, у тебя ведь скоро день рождения, – напоминала я подружке. – Ты будешь праздновать?

– Не знаю ещё, – отвечала Танька. – Мамка может не разрешить…

– Жаль. Я ведь тебе уже подарочки приготовила…

Действительно, специально для неё из старых маминых журналов моды, которые мы привезли когда-то из Польши, я вырезала красивых моделей в модных пальто и платьях. Их было так много, что мне пришлось складывать моделей в кучку, а потом в специальную двойную открытку, которую нам прислала тётя Тося из Мурманска с поздравлениями к восьмому марта. Все тётины поздравления я зачеркнула ручкой, а рядом фломастером написала своё: «Дорогая Таня! Поздравляю тебя с двенадцатилетием! Желаю здоровья, успехов в учёбе и любви! Нина. 2 мая 1983 год». Этот подарок я с гордостью вручила имениннице. Она прослезилась от счастья, обняла меня с такой силой, что я чуть не посинела, и после уроков повела в гастроном угощать мороженым. Я слопала три порции и по дороге домой сказала:

– Таня, тебе понравились мои подарки? У меня ведь тоже скоро день рождения, ты мне что хочешь подарить?

– Не знаю ещё. А что бы ты хотела?

Недавно в игрушечном магазине я увидела маленькую плюшевую обезьянку. У мамы просить денег на неё было бесполезно, поэтому я обратилась к подружке:

– Таня, я очень хочу в подарок одну малюсенькую игрушечку! Она всего три рубля стоит, давай зайдём, посмотрим, а?

Мы зашли в универмаг, и Танька пообещала мне её подарить. Ровно через три недели я получила свой долгожданный подарок – новенькую плюшевую мартышку с коричневой спинкой и смешной жёлтой мордочкой. Тут уже я обнимала подружку с такой силой, что та визжала и смеялась от радости. Угощать мороженым мне было не на что, поэтому я благодарила её своими бесконечными выдумками и играми. Кстати сказать, подаренная мартышка в то время была самой дорогим подарком, дороже которого я не получала.

Хотя наша баня была совсем непригодной для мытья, топить её всё равно приходилось, не ходить же грязными. Впервые мы с мамой зашли в баню, налили в тазы воды, забрались на серый полок и стали мыться.

– Нет, Нина, надо в общую баню ездить. Чувствую, эта долго не протянет. Смотри, как потолок провисает, того и гляди скоро на нас рухнет.

Мама была права. Было заметно, как из раза в раз фанерный потолок прогибался всё ниже, и нам уже приходилась наклоняться, чтобы не задевать его головой. Когда в очередной раз мы вышли в предбанник и растирались полотенцами, вдруг раздался сильный грохот обвалившегося потолка. Заглянув вовнутрь, мы увидели неприятную картину: на сыром полу лежала огромная куча песка вперемешку с грязными опилками, а куски сырой фанеры свисали вниз.

– Вот и всё, Нина. Слава Богу, успели выйти. Придётся ездить теперь в общественную баню.

Иногда к себе в баню меня приглашала Ленка Филиппова; я с радостью собирала вещи, перелезала через забор, и мы вместе мылись. Их банька была маленькой, чистой и уютной, с небольшим тёплым предбанником, с низкими потолками и маленьким оконцем, закрытым цветастой занавеской. Ленка отодвигала её в сторону и дневной свет освещал маленькое банное помещение. Она по-хозяйски намывала тазы, запаривала веник, садилась и начинала расплетать свою русую косу. Я прежде не видела её с распущенными волосами, смотрела и не могла оторвать взгляда от такой красоты. Та перекидывала густую копну на одно плечо и неподвижно сидела, вдыхая широкими ноздрями горячий воздух.

– Сперва надо помыться, а уж потом париться, иначе в этой жаре мы долго не вытерпим, – важно сообщала Ленка. – Сначала ты мне спишу шоркаешь, потом я тебе, ладно?

По очереди, намылив огромным куском мыла мочалку, мы натирали друг другу спины с такой силой, будто старались содрать старую грязную кожу. Ленка давала мне свой желтковый шампунь, и мы превращали его в густую белую пену.

– Ой, глаза щиплет! Ленка! Отдай ковш! – орала я. – Да подбавь водички холодной побольше, это же кипяток!

– Наклоняйся Нинка, я поддавать буду. Да куда ты наклоняешься к самой топке?! Сейчас морду паром обдаст!

Мы мылись, парились, били друг друга веником, смеялись, обсуждали школьные дела (Ленка училась на класс младше, хотя мы были с ней ровесницами). Затем по очереди выскакивали в предбанник, отдыхали на тёплой лавке и снова шли париться. После бани тело скрипело от чистоты, становилось красным, горячим и как будто новым. Я обматывала голову полотенцем, перелезала через забор и заходила к себе домой.

Иногда меня приглашала Ленка Нечаева. Я счастливая, скинув вещи в сетку, бежала к ней через переулок. Их банька была низкой, как сказочная избушка на ножках, только без ножек, и чтобы зайти в малюсенький предбанник, нужно было хорошенько наклонить голову и с порога спуститься на ступеньку вниз. Мы шли туда последними, после Ленкиного отца, мамы, младшей сестры Надьки и бабушки Ани. Тесная и горячая, банька встречала нас густым паром, кипящей водой и обжигающим берёзовым веником. Мы мылись и парились, выскакивали на улицу, обливаясь холодной водой из дождевой бочки и снова заходили в баню.

– Пошли к нам чай пить, – звала Ленка Нечаева. – Отдохнём, тогда и домой можно.

Мы усаживались за большой кухонный стол у светлого окна, Ленкина мама ставила на плиту чайник, нарезала большие куски белого хлеба, а мы болтали, намазывая на них варенье, и ждали чаепития.

– Ну как помылись? Хватило воды? – спросила тётя Галя, красивая полная женщина лет сорока с густыми русыми волосами, собранными на затылке в мощный валик.

– Хватило, мам. Холодной много осталось, – ответила краснощёкая Ленка.

Из комнаты вышел её отец, дядя Толя, худощавый загорелый мужчина в белой майке и растянутых на коленях рейтузах. Он взял с печи пачку сигарет и пепельницу.

– Здрасьте, дядь Толя, – сказала я.

– Здорово, Нинка! С лёгким паром! Чего, намылись, что ли?

Мы кивнули. Дядя Толя вышел и сел на высокое крыльцо, застеленное разноцветными половиками и, прищурившись, закурил. Мы же пили вкусный чай в прикуску с бутербродами.

– Ну что, я домой побежала. Спасибо, тёть Галя. Ленка, пока!

Я бежала домой, размахивая сеткой, счастливая и чистая, как новорожденная!