Нина Ивашинникова - О чем молчат бирюзовые реки. Книга вторая

Но это было не так часто. Зато каждую субботу мы с мамой, собрав в сумку полотенца и веник, садились на привычный автобус номер двенадцать и в «женские дни», когда в общественной бане работало женское отделение, ехали на льнокомбинат, в баню с отдельной парной и комнатой для отдыха, где на широких кушетках поверх белых простыней лежали голые женские тела.

– Я тоже полежать на кушетке хочу, – просила я маму, – только этих тётенек не согнать. Они что, уснули там?

– Иди у кабинки посиди, там тоже прохладно, – советовала мама.

Я то и дело подходила к кушеткам и караулила, когда же хоть одно тело встанет и освободит мне местечко. Рядом с кушетками стояли самые настоящие напольные весы; я осторожно вставала на них и передвигала гирьки до тех пор, пока стрелка не повисала где-то посередине. Сколько времени проводили мы в бане среди шумной голой толпы женщин с детьми, стареньких сморщенных бабулек и грузных грудастых тёток, которые, держа с двух сторон за веревки мочалку, водили ею по спине в разные стороны. Высушив полотенцем волосы, с красными лицами мы садились в свой угренёвский автобус и возвращались домой.

– Ну всё, Нина, теперь до следующей субботы, – с радостью вздыхала мама. – Слава Богу, чистые.

Когда наступала зима и лёд на реке становился толстым, мы ходили в баню на другую сторону реки, в посёлок Мало-Угренёво. Там царила совсем другая атмосфера: сельская, чужая, и, как мне казалась, неуютная. Купив два билета, мы садились в очередь и ждали, пока чья-нибудь кабинка освободиться. Я сидела гордая от того, что являюсь городским жителем среди селян. Мне казалось даже, что я сильно отличаюсь от них. Подходила очередь, мы раздевались и заходили в баню. Здесь парная была не с сухим паром, а с влажным. Я ждала того момента, когда по чёрным трубам побежит горячая вода и через сотни отверстий начнёт выходить густой горячий пар. В одну минуту он заволакивал всю парную, очертания фигур пропадали, лишь слышались удары веником и чьи-то разговоры:

– Ох, и горячо же! Дыши глубже, Глаша!

– Сядь поближе, бабуля, погрейся, я за веничком спущусь!

Чистые и уставшие, плелись мы по снежной извилистой тропе по льду из села на свою родную улицу.

– Правду люди говорят: в который день паришься, в тот день не помрёшь, – рассуждала мама, отряхивая веником заснеженные валенки. – Когда-нибудь Олег построит нам новую баню, бревенчатую, тёплую, с новым полком, и нам не придётся никуда ездить.

Интересно жизнь течет: сколько прошло лет, а общественные бани как были, так и сейчас есть, и люди с удовольствием ходят туда помыться, очистить своё тело и свой дух, пообщаться, поделиться свежими новостями и дать новые советы. Сегодня, когда я живу в большом красивом городе, у нас есть своя загородная баня – боярыня, настоящая, светлая, с отдельной парной и комнатой для отдыха – я вспоминаю те маленькие алтайские баньки с чёрными потолками и крохотными оконцами. Я вспоминаю их, и мне вновь хочется очутиться в том маленьком родном месте беззаботной девчонкой, поддать парку и прижаться к полу от мгновенного жара. Хочется ощутить всю лёгкость тела и чистоту мыслей, когда молодая мама после баньки наливает мне горячий чай в кружку и приговаривает:

– Нина, осторожно, смотри не обожгись. В блюдце перелей, так остынет быстрее. Дуй аккуратнее, а блюдце двумя руками держи, не опрокинь случайно.

Я пью сладкий мамин чай из блюдца, ощущая спокойствие и блаженство.

Шёл вовсю учебный год. На дворе хозяйничала поздняя осень, когда дверь класса отворилась, и на пороге появился мальчик, в школьной форме, с пионерским значком на груди и повязанным красным галстуком. На него нельзя было не обратить внимания: уж очень был он похож на маленького вождя мирового пролетариата с октябрятского значка, только слегка откормленным. Кудрявые волосы рассыпались во все стороны, и он то и дело поправлял их, откидывая прядь со лба.

– Ребята, – сказала в начале урока Наталья Ивановна, – позвольте представить нового ученика вашего класса, Кайгородова Андрея.

И, обращаясь к нему, добавила:

– Проходи, Андрюша, занимай свободное место. Итак, тема урока…

Весь урок моя Танька смотрела на новенького не отрывая глаз, облокотившись пухлым подбородком на кулак, а после звонка тихо сказала мне:

– Посмотри, какой он хорошенький, правда?

– Не знаю, я его не разглядывала, – ответила я равнодушно.

Рассматривать его было неудобно, приходилось то и дело поворачивать голову с первого ряда к третьему, и к концу уроков шея заболела от напряжения.

Андрей, чувствуя наши любопытные взгляды, изредка оборачивался и улыбался.

– Нинка, он мне улыбается, – всю дорогу жужжала Блинова. – Ой, кажется, я влюбилась!

С того дня все разговоры были только про Андрюшу. Он, стараясь не замечать внимания со стороны Таньки, общался с мальчишками, выходил к доске и решал задачи, читал выученные стихи, пел на уроке музыки, бегал и бросал мяч на физкультуре.

Однажды, видя, как Танька хочет всячески привлечь внимание к себе, я предложила:

– Ты ему записку напиши, чтобы он догадался, что ты его любишь, и смотри на реакцию.

– А что ему написать?

– Напиши так: «Дорогой Андрей, ты мне давно нравишься. Давай дружить. Таня».

– Думаешь, так и написать?

– Конечно! – ответила я. – Он сразу поймёт и не будет тянуть с ответом.

На уроке литературы Танька написала записку, сложила её вчетверо и через парты передала адресату.

Мы наблюдали за его реакцией. Кайгородов получил послание, оглянулся, слегка улыбнувшись, и прочёл. Больше в нашу сторону он не поворачивался.

– Странно, – размышляла я, шагая к остановке, – никакой реакции. Нет, этого так оставлять нельзя. Надо выяснить, что он думает по этому поводу. Надо написать поконкретнее.

– Что же? – по Танькиному выражению лица я поняла, что без моей помощи тут не обойтись.

– Что, что, – передразнила я. – Всему тебя учить надо. Надо написать так: «Дорогой Андрюша, я тебя люблю и предлагаю тебе дружбу. Твоя Таня».

– А зачем писать «твоя»? – удивилась подружка.

– Ну как ты не понимаешь? Чтобы у него выбора не было! Он твой, а ты его. Всё просто!

На следующий день Андрей получил вторую записку. Улыбаться он уже не стал, повернулся и швырнул скомканный листок в нашу сторону. Тот перелетел через ряд и упал прямо к нам на парту. Танька покраснела как рак, и убрала записку в карман. Дружить Андрей, по всей видимости, не собирался.

– Нинка, он меня не любит! – ныла Танька у себя дома, когда мы жарили яйца на сковороде.

– Не любит – полюбит! Не хочет – заставим! – утверждала я. – Если так и будешь ныть, ничего у тебя не выйдет, поняла? Тут действовать надо, а не записки писать!