Нина Ивашинникова - О чем молчат бирюзовые реки. Книга вторая

– Одиннадцать, – засмеялась Таня. – А что, думаешь, меньше?

– Нет, не меньше… двенадцать, думаю…

С того момента Танька стала моей самой закадычной подружкой.

Наша школа состояла из трёх этажей со светлыми широкими коридорами и просторными классами. У дверей учительской висело расписание уроков, около которого постоянно толпились школьники.

– Где двадцать первый кабинет? – кричал кто-то из ребят.

– А что, трудов сегодня не будет? – слышалось из толпы.

– А почему это у нас географию перенесли? – возмущались ученики.

Я пальцем вела по строчке напротив своего 5 «Б» и шла в класс.

– Ребята, – обратилась к нам новая классная руководительница, учитель трудов Татьяна Петровна, – нужно выбрать актив нашего класса: командира, звеньевых, цветоводов и редколлегию. Ваши предложения?

Мы начали голосовать, и я стала членом редколлегии, Ленка Карманова цветоводом, Ленка Петрова председателем, а Светка Девятерикова и Жанка Терновых звеньевыми.

– И охота тебе лишнюю нагрузку на себя брать? – по дороге домой спросила меня Танька. – Тут бы уроки успевать делать, не то, что ещё плакаты да стенгазеты рисовать!

– А ты знаешь, что это большая ответственность? – важно ответила я. – Тем более для новеньких.

Оказалось, что почти половина класса были такими же новенькими, как и я. Все они перешли из начальной угренёвской школы, расположенной на плодопитомнике, в среднюю школу номер девять в районе льнокомбината, добираться до которой надо было на большом рейсовом двенадцатом автобусе. По утрам, в семь двадцать, всех многочисленных учеников и рабочих нашей отдалённой от города улицы собирал ярко-жёлтый автобус. Однажды, кое-как забравшись в автобус и еле протиснувшись к сиденьям, я посмотрела в окно и увидела картину: последняя пассажирка, грузная пожилая женщина, пыталась как-то протиснуться в салон, но у неё это никак не получалось. Она, ухватившись за поручни, то и дело подталкивала висевших на подножках людей и причитала:

– Ну дайте же войти, наконец! Потеснитесь же там в середине!

Водитель автобус никак не мог закрыть двери и тронуться с места и всё ждал, когда же пассажиры утрамбуются. Кто-то начал громко советовать:

– Женщина! Может, вам боком попробовать?

– Да вы посмотрите, – отвечали другие пассажиры, – боком она ещё больше! Нет-нет, только передом!

Наконец все пассажиры «умялись», автобус со скрипом закрыл двери и тронулся. Люди наступали друг другу на ноги, шумно передавали монеты, бросали их в приёмник и выкручивали билет.

– Нинка, цифры сосчитай, – советовала Танька. – Вдруг счастливый билетик попадётся, его обязательно съесть надо.

Счастливой, конечно, я бы не отказалась стать, но билеты есть мне вовсе не хотелось.

В октябре мама купила мне школьный проездной билет на месяц за один рубль и билеты я больше не выкручивала. Всей угренёвской шумной гурьбой выходили мы на лесной остановке около дома престарелых и через Лесной техникум шагали в школу. После школы такой же веселой компанией возвращались на знакомую остановку, дожидались автобуса и, стоя на подножках, ехали домой.

Уроки начинались в восемь утра, поэтому опаздывать на автобус было нельзя. Выходя из переулка и видя приближающийся к остановке автобус, я со всех ног неслась, чтобы успеть залезть. Иногда не добегала, двери с шумом закрывались, и я оставалась одна. Бывало, не успев выйти из ворот дома, вдалеке слышала знакомый звук двигателя. Двенадцатый проносился мимо нашего переулка, а я, уже не торопясь, придумывала, как бы добраться до школы. Следом шёл совхозный ПАЗик, собирающий рабочих «Флоры», в который по счастью могла попасть и я. Иногда он не останавливался, и я шагала в школу одна, размахивая портфелем и громко напевая:

С песнями дорога казалась интереснее и короче. После звонка я, вспотевшая и красная, забегала в класс.

– Итак, – начинала учитель математики Галина Васильевна, – перед началом уроков директор предложил проводить утреннюю гимнастику. Я хочу, чтобы эту гимнастику делала Нина Моськина, она часто опаздывает на первый урок и это ей будет только на пользу.

– Я не всегда опаздываю, Галина Васильевна… Я больше не опоздаю, я постараюсь…

С того дня гимнастику проводила Ленка Карманова, а я заходила в класс, когда ребята делали упражнение на расслабление «руки поднимаем – вдох, опускаем – выдох…»

После третьего урока наш класс сломя голову нёсся по длинному коридору в столовую, около которой всегда пахло вкусным обедом: по средам обязательно давали сардельки, по вторникам – рыбу, а по четвергам – печёночную отбивную и солёный огурчик. Ребята рассаживались по местам и начинали обедать. Я свою порцию съедала быстрее всех и с любопытством заглядывала в соседние тарелки: вдруг кто-то откажется? Сардельки сметались мгновенно, рыба тоже, а вот печёночные отбивные в некоторых тарелках так и оставались лежать нетронутыми.

– Кто будет печень? Кто солёный огурец? – кричали ребята.

Я тут же отвечала:

– Я! Я буду! Мне передайте!

С тех пор вся печень переходила мне.

– Нинке Моськиной печень с огурцом передайте!

В четверг из столовой я выходила особенно довольная.

После уроков мы с Танькой думали, на какую остановку лучше идти: через магазин на льнокомбинат, или через техникум к дому престарелых.

– Давай на «текстилку» пойдём, – предложила я Таньке, – «петушки» на базаре купим или мороженое в гастрономе.

– Ага, давай, – охотно соглашалась та.

Мы шли мимо базара к магазину, где Танька покупала два мороженых, себе и мне, поскольку у меня в кармане не было и копейки. Все деньги, которые выдавала моя мама, уходили на школьные обеды. Я быстро съедала своё мороженое и с завистью засматривалась на Танькино.

– Тань, можно твоё откусить? Оно у тебя вкусное?

– Такое же, как и твоё, – облизывая белую горку, отвечала подружка.

– Я разочек облизну, только попробую, ладно? – умоляла я.

Пока Танька отвлекалась, я несколько раз облизывала и откусывала мороженое, оставляя полупустой стаканчик. Танька не обижалась. Видимо, она не так любила мороженое, как я. Довольные, выходя из автобуса, мы прощались до завтра, и я бегом бежала домой.

Наш пятый «Б» был очень дружным классом. Вместе мы собирали металлолом, макулатуру, участвовали в ленинских субботниках, с яркими флажками и цветами ходили на первомайскую демонстрацию, а седьмого ноября, в годовщину Революции, с транспарантами шли в колоннах по главной улице города.

Татьяна Петровна, наша классная руководительница, была редкой красоты женщиной, она очень выделялась среди всех остальных учителей. С каштановыми вьющимися волосами, стройная и высокая, останавливала на себе взгляды не только учеников, но и учителей. Правда, она была замужем за нашим физруком, Виталием Ивановичем. Они были очень красивой парой. Ей и прозвище никакое не шло, в отличие от других учителей. Её могли назвать только «трудовичка». У многих остальных учителей были прозвища: Учитель физики – «Пожарная лошадь» – она была высокой женщиной и очень любила красное платье, надевая его пять дней в неделю. Учитель физкультуры – «Горыныч», Николай Егорыч – был чересчур большим и грузным. Второй учитель физкультуры, худощавый и высокий «Афоня», Сергей Афонасьевич – все ученики его просто обожали. Учитель истории – «Иван Кирпич», просто потому что он был Иван Ильич. Учительница географии – «Алла Пугачева», она очень хотела быть похожей на любимую певицу и во всём ей подражала. А какая смешная была у нас учительница ботаники Антонина Михайловна, которую дети называли по-доброму «баба Тоня». Она по нескольку раз за урок скрывалась у себя в биологической каморке, оттуда выходила слегка «навеселе» и продолжала под тихий смех ребят свой длинный рассказ о богатой флоре и фауне Советского Союза: