Нина Ивашинникова - О чем молчат бирюзовые реки. Книга вторая

Он слегка обнял маму за плечи.

– Спасибо тебе, Гена, – ответила она тихо, от волнения перебирая пальцами края шали.

Водитель громко хлопнул дверью грузовика, закурил, завёл двигатель и уехал.

– Ты, Ларисонька, не переживай так, – успокаивала тётя Васения, слушая мамины рассказы про жизнь. – Тяжко тебе одной с ними. Понимаю. Но всё образуется. Я вас не гоню, хоть всю зиму живите. Дров у меня много, печь топится, тем более детям твоим нравится здесь.

– Спасибо, – отвечала мама. – Всю-то зиму никак нельзя, мебель на улице пропадёт. Боюсь, разворуют. Кто ведь думал, что так выйдет? У нас всю жизнь сложности какие-то. Ладно, будем по объявлениям искать дом, завтра и начнём.

Каждое утро мама с братом куда-то уезжали, возвращались поздно вечером, садились за стол, раскрывали листок и карандашом зачёркивали выделенные строчки. Я же целыми днями бегала и играла во дворе, знакомясь с соседскими девчонками. Спустя неделю Олег объявил:

– Тётя Вася, спасибо вам за гостеприимство! Мы с мамой нашли дом. Правда, не в самом городе, в Зерносовхозе, но дом хороший, его точно не снесут. Завтра закажем машину и переедем туда.

– Ну что ж, – ответила старушка, – в Зерносовхозе хорошо, только от реки далековато, и ветра там сильные. Бедные вы мои, я уже к вам так привыкла, как к родным. В гости-то будете приезжать?

– Конечно, тётя Васения. Вот устроимся – сразу и приедем, – ответила мама и задумалась.

Я смотрела на её лицо – уставшее и печальное. Казалось, за эти дни она окончательно потеряла все силы…

На утро наши вещи снова загрузили в машину, мама обняла тётю Васю, мы залезли в кабину и поехали на новое место. Я оглянулась. Вдалеке исчезала сутулая фигура старушки, которая стояла посреди дороги и махала нам вслед маленькой костлявой ладонью…

Дом, в который мы приехали, сразу показался чужим и холодным, хотя с виду имел приличный вид: высокий, со светлой верандой, двумя комнатами и кухней.

– Представляете, здесь все печки углём топят, как у нас в Иогаче в кочегарке. – удивлялась мама.

– Ничего нового: так же газету кладут, щепки, дрова, а сверху уголь, – сказал Олег и принялся растапливать печь, но ничего у него не получалось. Пришлось звать на помощь дядю Витю, дом которого стоял крыльцо к крыльцу с нашим. Тот с умным видом растопил печь и добавил:

– Уголь надо сверху забрасывать, когда уже всё разгорится, понятно? Но ни в коем случае не закрывайте вьюжку, иначе насмерть угорите!

– О, господи! – причитала мама. – Может, тогда без угля?

– Нет, без угля вы разоритесь, дровами одними дорого топить. Углём обязательно. Я вам первое время помогу. Мы ведь с вами на одном участке живём.

Прошла неделя нашего проживания в доме, и мама однажды тревожно сказала:

– Олежка, Нина, я думала, что эта эпопея с переездом закончится, но, видимо, это ещё не всё. Нужно деньги за дом отдавать, а я не пойму, почему на нашем участке два дома. У хозяина спрашиваю, а он и ответить не может… Не получиться ли, что мы купим дом, а нас из него выгонят?

– Не знаю, мам, – ответил брат. – Странно всё это. Сначала продавцы говорили, что во втором доме никто не живёт, а теперь оказалось, что ещё как живёт! Я тут в сельскохозяйственный техникум заходил, думал, может, туда поступать стану, и мне сказали, что от него общежитие есть, совсем рядом. Давай туда сходим, посмотрим? Вдруг нас пожить пустят?

Мама с Олегом пошли на разведку в техникум, вернулись довольные и с улыбкой на лице.

– Всё, переезжаем в общежитие, нам сразу две комнаты дают! Я вахтёром устроюсь, и как-нибудь до лета перекантуемся, а там видно будет.

Ура! Наконец мы живём на первом этаже благоустроенного кирпичного дома, как когда-то в далёком и забытом Мурманске. Пусть это и не наш дом, а всего лишь две комнаты общежития, зато тёплые, с большими окнами и огромной кухней, на которой готовили сразу несколько хозяек, шумно переговариваясь и обсуждая последние новости. В одной комнате жили мы с мамой, а в другой, большой и светлой, жил Олег, довольный отдельным жилищем. Над его кроватью по привычке водрузилась деревянная полка с сувенирами, а стена до потолка украсилась яркими открытками знакомых нам артистов. Мама устроилась вахтёром, и каждый раз, проходя мимо вахты, я видела её, красивую молодую полную женщину в тёплом оранжевом свитере и голубой польской безрукавке. Она то разговаривала с жильцами, то что-то записывала в журнал, а то просто дремала, сидя за столом, скрестив руки и опустив на них красивые вьющиеся волосы. Это было так непривычно!

Там же я пришла в четвёртый класс местной совхозной школы. Ребята охотно приняли меня, появились новые подружки, среди них светловолосая девочка с косой до пояса по фамилии Леопольд. Я едва сдерживала смех, когда учительница вызывала её к доске:

– Леопольд Лера напишет на доске решение задачи!

Я, прибегая к её дому, громко кричала:

– Лерка! Выходи!

А про себя добавляла любимую знакомую фразу из мульфильма про кота Леопольда и двух мышей: «Леопольд! Выходи! Подлый трус!»

Ребята тоже смеялись над моей фамилией, особенно когда учитель нам обеим делал замечание:

– Моськина и Леопольд, хватит болтать!

Тут закатывался весь класс, а вместе с ними и мы с Леркой.

Однажды брат сказал мне:

– Всё, Нинка, ты уже взрослая, надо начинать спортом заниматься, иначе от безделья растолстеешь. Хочу отвести тебя в лыжную секцию. Я тоже на лыжи встану, вместе будем по полям бегать. Там такая длинная лыжня есть, километров пять, наверное, мы сегодня всем классом по ней ходили.

– Олег, а как же гимнастика? – пробовала возразить я.

– Ты когда-нибудь гимнасток видела? Они же худющие как щепки, а тебе с твоей попой лыжами надо заниматься. Это тебе только на пользу пойдёт, тем более лыжная база рядом.

С того времени мы вдвоём с братом бегали по заснеженным бийским полям на лыжах круг за кругом, вдыхая морозный алтайский воздух. Ну и ветра здесь! Ледяные струи обжигали лицо, олимпийка к концу дистанции покрывалась инеем от вспотевшей горячей спины; мы останавливались, отряхивали снег с рейтуз, снимали лыжи и весело шли домой.

Тогда же я впервые встала на коньки. Перед нашими окнами замерзла огромная лужа. Я долго смотрела на неё, и однажды, натянув чёрные хоккейные коньки брата, на полусогнутых ногах подошла к её краю. «Сейчас оттолкнусь, и покачусь на одной ноге, как Ирина Роднина», – подумала я и, расставив руки, как крылья у птицы, покатилась вперёд… Через полметра, зацепившись носком конька за замёрзшую кочку, с грохотом свалилась коленями на лёд. «Да, тяжёлый труд у фигуристов, – размышляла я, сидя на ледяной поверхности лужи и потирая разбитое колено. – Буду конькобежкой!» Я встала и, расставив ноги в разные стороны, мелкими шажочками начала переступать по льду. Так изо дня в день я покоряла эту лужу, радуясь ежедневным успехам. Через неделю я катилась, осторожно отталкиваясь и ликуя от радости. Я конькобежка!