Наталья Олива - Хрустальная тайна

– Это не музей, это настоящий дурдом! Точно помню, что положила эту злосчастную бумажку в эту папку поверх остальных документов, в эту, понимаешь? Её нет. Я перешерстила уже все папки – нет бумажки, исчезла без следа. Кому она понадобилась?

– Ты у Пети спроси, он тебе сразу скажет кому.

– После часового и, заметь, безрезультатного поиска, я готова поверить Пете. Кроме нашего привидения, эта бумажка уж точно никому не нужна. Хотела уйти сегодня пораньше, а мне ещё надо зайти к нашей примадонне, решить с ней кое-какие вопросы.

– А вот скажи ты мне, свет ясный, Клавочка, за что ты так Анюту невзлюбила? Так и норовишь кольнуть её при случае. Всё никак простить не можешь, что проект не тебе достался?

– Много ты понимаешь! Эта тема, к твоему сведению, тема моей диссертации. Я в ней ориентируюсь лучше, чем рыба в воде. Какой смысл было отдавать выставку другому сотруднику, если у меня по ней всё практически готово?

– Это ты спроси у Елены Ивановны, ведь темы распределяла она.

– Спрашивала, ты же знаешь Сапожникову с её «мы не ищем лёгких путей»! Ситуация тупейшая, если учесть тот факт, что я вынуждена заниматься темой, по которой Воронцова пишет диссертацию. Скажи, это вообще нормально? Складывается впечатление, что Сапожникова специально стравливает сотрудников, а потом благосклонно разрешает конфликты, будто больше заняться нечем.

– Я так не думаю. Просто Елена Ивановна – продукт старой советской закалки и считает, что научные сотрудники должны разносторонне развиваться в науке, а не носиться каждый со своей любимой темой, как с писаной торбой. Я считаю это правильным. Аня предлагала тебе помощь, ты отказалась. Чего же теперь злиться?

– Да, подружка, умеешь ты утешить!

– Вот именно, подруга, никто другой тебе правду в глаза не скажет. Все только шушукаются по углам после очередного твоего прилюдного выпада против Анны. К чему привело это соперничество и стремление любой ценой быть первой, я тебе скажу: все считают тебя мегерой, а Воронцову чуть ли не святой. Хватит на сегодня, идём домой, а то, кроме сторожей, никого уже не осталось. Подумают ещё, что мы у них хлеб отнимаем.

– Как, а Воронцова?

– Она ушла ровно в семь. Не ушла, а убежала, словно за ней кто-то гнался. Не похоже не неё, обычно раньше восьми она никогда не уходила. Наверное, у неё действительно кто-то появился.

– Всем давно известно, кто. Похоже, одна ты не в курсе, – загадочно улыбнулась Клава.

– Я за неё рада.

– Неужели? Я бы на твоём месте не торопилась радоваться. У меня складывается такое впечатление, что ты ослепла.

– Это почему же? – удивилась Вика.

– Да потому что твой обожаемый Аркадий Павлович не вылезает из её кабинета, и она, когда не кинься, торчит у него. Ты не знала? А завтра, между прочим, они вместе едут в командировку, я сама слышала, как она нашей секретарше документы заказывала. Ты по-прежнему за неё рада, или как?

Вопрос остался без ответа. Вику так поразила эта новость, что она застыла на месте, побелев, словно гипсовая статуя. Увидев, какую реакцию произвели её слова на подругу, Клава на минуту почувствовала угрызения совести, но только на минуту. Ей стало жалко Вику, однако, на войне как на войне. Она отомстит этой белой и пушистой выскочке Анечке, но не своими руками. Клава хорошо знала собственнические наклонности своей подруги и не сомневалась, что та сделает всё, чтобы дискредитировать Анну в глазах Аркадия. Виктория никогда не оставляла своим соперницам ни единого шанса. Клавдия это знала, поэтому и решила вызвать у Вики чувство ревности, что, судя по реакции подруги, ей блестяще удалось.

Утро следующего дня ознаменовалось событием, которое всколыхнуло сотрудников музея и заставило вновь заговорить о местной достопримечательности – о музейном призраке, которого никто и никогда не видел, но верить в его существование постепенно начинали уже самые отъявленные скептики.

Клава водила школьников по залу боевой славы. Текст она воспроизводила автоматически, а сама в это время была погружена в собственные мысли. Поэтому до неё не сразу дошёл смысл вопроса, который задал один из школьников – любознательный мальчик в очках.

– Скажите, пожалуйста, а кто эта Сапожникова, в каком она звании? Я ничего не слышал о генералах-женщинах, командующих армией во время войны.

– А почему ты решил, что она генерал? – Клава ничего не понимала.

– Распоряжения и приказы по армии отдавали командующие, здесь печать и подпись: «Сапожникова». Вот я и спрашиваю, какой армией она командовала и в каком звании была?

Клава подошла к витрине и под стеклом, среди пожелтевших от времени страниц документов военной поры, увидела пропавший из её папки запрос за подписью Сапожниковой и печатью музея. Она постаралась как можно спокойнее ответить на вопрос ребёнка.

– Этот документ современный, это запрос в Государственный архив Российской Федерации, и подписан он директором музея Еленой Ивановной Сапожниковой.

– Тогда что он тут делает?

– Хороший вопрос. Ребята, переходим в следующий зал.

Впервые Клавдия не нашла, что ответить. Такого конфуза за всё время работы не случалось. Она кое-как довела экскурсию и отправилась к Виктории, которая по этому случаю устроила стихийный митинг в курилке. А поскольку никого из начальства не было на местах, решили всё оставить как есть: запрос Сапожниковой в зале военной славы, а документ из зала военной славы в разделе «революция и гражданская война».

Пётр Рубцов ликовал. «Я же вам говорил», – читалось на его лице. Зато Клава ходила словно туча.

– Петя, увижу твой призрак, задушу собственными руками.

– Клава, не бери грех на душу, он уже один раз умер!

– Не ёрничай, без тебя тошно, умник. Вот скажи мне, Петя, как такое может быть: в каждом зале камера, а на плёнке ничего нет.

– Клава! Не думал, что ты такая тёмная! Его обычной камерой не возьмёшь. Здесь специальная, сверхчувствительная аппаратура нужна.

– Это «нечто» меня уже достало! Приедет Елена Ивановна, пусть связывается со своими охотниками за привидениями. Пора с ним кончать.

– Что я слышу, Клавдия Стрельникова! И ты, наконец, признала, что оно существует! Приятно, приятно! Только вот сомневаюсь, что Сапожникова пойдёт на такую крайнюю меру. Наше привидение не буйное. Ну, переставит иногда экспонаты, поменяет местами бумажки. Зато какая реклама музею, заметь, абсолютно бесплатная!

– Если бы поменяло местами бумажки, а то ведь стащило документ из моей папки! Узнает Сапожникова, что я эту бумагу до сих пор не отправила, мне же ещё и достанется.

– Правильно, Клавочка. Не в твоих интересах поднимать шумиху, эта история выеденного яйца не стоит. Пойдём лучше фирменного Викиного чайку попьём, стресс как рукой снимет. А потом вернём всё на свои места: документ в зал военной славы, а запрос на почту.