Григорий Ряжский - Симулякр

Мне было 34, ему, наверно, немногим больше. И если отбросить тот десяток лет, который мы с ним не виделись, плюс обстоятельства этой явно неслучайной встречи, то моё изумление легко было объяснить.

– Надо же, помнишь… – улыбнулся он и двинулся в мою сторону, распахнув руки. Я поднялся и, неловко растопырив свои, сделал встречный шаг. Мы обнялись и, замерев на пару секунд, постояли так, слабо прохлопывая друг друга по плечам. Затем расцепились и сели. И я спросил:

– Что всё это значит, Влад? Ты кто вообще? И что я тут делаю?

– А ты себя видел? – ответно поинтересовался он, – я имею в виду, своё отражение в зеркале.

Да, в этом месте он меня подловил. Потому что только сейчас я сообразил, что весь этот мучительский марафон, начиная от поездки с ондатрами и до последней подземной минуты, я не имел в обиходе зеркала, никакого, нигде. Умывался больше на ощупь, брили меня без личного вмешательства в процесс, осматривали, резали и по-всякому своевольничали, тоже не советуясь и не прося о любой взаимности.

– Нет, – честно ответил я, – а что, неужто так изменился?

– Ну так иди, там у тебя в душе висит над умывальником, загляни ради интереса.

И это было потрясение номер два. Вернее, номер три, если считать, что действие происходит внутри кремлёвской квартиры с видом на ивановский булыжник и Большой Кремлёвский сквер.

В отражении увидел – нет, не себя: я обнаружил там полноценный оттиск Верховного Правителя Возрождённой Российской Империи Кирилла Владимировича Капутина. Он же Кирилл Первый. Он же Кирка, друг детства, шельма с Рабочего Посёлка, юный самбист и подельник по пионерской хулиганке времён летних лагерей. Ни больше, ни меньше!

Я вернулся в гостиную и на остатке жизненного ресурса рухнул мордой в диван.

– Э-э, поосторожней! – слегка напрягся Влад, – ты пока ещё на долечивании. Считай, в реабилитационном центре, но только в отдельной палате. Теперь твоё лицо не просто морда, а государственное достояние, понятно? Чужое имущество. Зря что ли мы столько бились над ним – каждый штрих в оригинал вгоняли, по внешности и голосово. Ну и в целом.

– Чтобы что, Владик? – подал я голос от диванной подушки, – и вообще, с какого перепуга я тут оказался? Почему я?

– Ну тут не одна причина, – развёл руками Хорьков, – во-первых, изначально похож. Плюс рост, вес и тип волос. Во-вторых, родня отсутствует. Сам понимаешь, насколько это важно. Признаться, имеются разновсякие варианты помимо твоего, но, как говорится, Манька дома – Ваньки нет, и наоборот: лицом годен, а живот практически неубираем, или всё, допустим, при нём, а голос настолько дурной, что никакая хирургия не справится, хоть глотку целиком вынимай и новую вправляй. Про возраст вообще не говорю, тут дело ясное – или он есть, или нет его, какой нужен. Но главная беда с теми, у кого дети эти чёртовы, будь они прокляты, плюс жёны там разные, бабки-дедки всякие, друзья бесчисленные и друзья друзей друзей. Чихни – все в курсе, хоть убивай их всех, понимаешь. – Он саркастически скривился. – Шучу.

– А чего надо-то всё же, – не удержался я, – чего вы от меня конкретно хотите, Владик?

– Того и хотим, драгоценный друг Грузинов, чтобы стал ты окончательно и полноценно наш и только наш. – Хорьков явно не скрывал правды, и это добавляло уверенности, что всё же меня не заколбасят. – Чтобы ты целиком отдал себя на службу Родине, обретя новый статус и постоянную прописку на этой вот кремлёвской жилплощади. Ну кто, если не ты, сам подумай! Ни родни, ни кого из близких, если случайную шушеру какую-нибудь отбросить. Ни детей, опять же, и, насколько знаем, ни одной действующей любовницы. – Он чуть загадочно хмыкнул. – Ну разве если только не считать Блажнову.

– Это кто ещё? – напрягся я. – Какую Блажнову? Не знаю такой.

– Так санитарка твоя, какая заботу проявляла, пока ты в коматозке отдыхал, – по-доброму улыбнулся Влад, – на минус третьем горизонте.

Я вздохнул:

– Есть, чего вы обо мне не знаете, интересно?

– Такого нет, – с неожиданной жёсткостью в голосе отреагировал Влад, – нет и не будет, Гарик. И считай, что тебе ещё очень повезло. Потому что те, кто над тобой работал, в отличие о тебя вообще оттуда не выйдут, никогда. По крайней мере, до той поры, пока их не вынесут, или же до срока истечения гостайны. В общем, в порядке очерёдности наступления события. И они в курсе, между прочим. И согласны. Потому что патриоты. И родня у них на госсодержании.

– А как вы меня нашли, если не секрет?

– Ну это больше случай, хотя и Сам – тоже подсказал в какой-то момент. Открою тебе, как своему, гостайну – недоволен он низким качеством двойников, наш ВП. И – строго между нами – опасается быть скомпрометированным, неловким словом каким-нибудь или не выверенным до абсолюта поступком. Не тот поворот головы бывает, например, или даже, на худой конец, чихнёт невовремя или не так утрётся. Был один такой, мы его это… – тут он на миг замялся, но тут же продолжил, – в общем, отстранили. Короче, нужно, чтоб ни микрона ниже планки. Такова железная установка. Вот и мучаемся, как рабы на галере. А тут он вспомнил, что вас с ним попутали когда-то в молодые годы. То ли тебя, то ли обоих вас с одного и того же лагеря вышибли: вроде бы за нарушение режима. Но только сомневался, что подойдёшь. Сказал, что кроме всего прочего ты ещё и скрытый еврей, хоть и похож на более-менее нормального человека. А теперь, говорит, наверняка нос у него иудейской картофелиной сделался, как у дедушки-профессора, и хорошо, если не картавит, что тоже с возрастом случается в связи с анатомическим изменением гортани и носоглотки.

– Это что, серьёзно? – враз погрустнел я. – Так и сказал, что нос картошкой и что еврей не пройдёт?

– Ну сам подумай, – обречённо выдохнул Хорьков, – где он и где ты со своей наследственностью. Но это – вообще, в принципе, если рассматривать законы эволюции. А только я рад, поверь, что твой случай уникален. Ничего, слышишь? Ни-че-го-шень-ки не мешает, будто сделан по спецзаказу Администрации Верховного Правителя. Даже голос вогнали в тебя такой, что ночью разбуди, испугаешь. В хорошем, я имею в виду, смысле – похожестью. Нам с тобой и осталось-то всего ничего – стилиста-брадобрея напрячь – причёска-укладка-колеровка. И можно приступать к пробам.

– Так я двойник буду, значит? – уточнил я, – И на какой же срок? И каковы задачи? И кто ты сам тут, кстати говоря, – кто у меня прямое начальство?

– Я-то? Я тут, кстати говоря, руковожу Администрацией Верховного Правителя, – отозвался Владик, – и я же отвечаю за его двойников, включая тебя. Я ставлю задачу и к ней же вас готовлю. Больше ты ни с кем дел иметь не будешь, кроме непосредственно меня, Верховного Правителя и народов мира и страны. Но не лично, а лишь с толпой или через телевизор. Иногда голос попишем, если Первый не сможет по какой-то причине. Да мало ли чего! Без работы не останешься, гарантирую. А так… на всём готовом, плюс охрана у лифта и уборка по типу Блажновой… ну вроде как для личной жизни, – и приличное вспомоществование, непосредственно на сберкнижку. Вопросы имеются?