Галина Луч - Письма к Богу

– Это меня, меня, – закричала Лиза. – Это Борька.

Брат замер с трубкой в руках, а в глазах появился ужас.

– Ты чего, Толь, а? Что с тобой?

– Нашу маму парализовало.

На улице кто-то выпустил петарду, вернув Лизу из прошлого в настоящее, она тяжело поднялась и, поставив чашку в раковину, горестно подумала:

«Борька, Борька, как ты там, в столице нашей. Ты ведь теперь бизнесмен, у тебя жена, ребёнок, а у меня ничего. Если бы мы вместе уехали сдавать экзамены, наверное, всё было бы по-другому. Господи, ведь я тогда к тебе не обратилась. Я вообще о тебе не думала»

Вера Петровна стонала, мечась во сне, подминая под себя простынь, и, наконец, проснулась.

«Господи, опять этот сон», – уткнувшись в подушку, она зарыдала сильно и безутешно. Одеяло сползло на пол, открыв скорчившееся от боли тело. Вера резко встала, накинула на ночную рубашку пальто и выскочила на улицу.

Она жила на окраине города в частном секторе. Свою уютную двухкомнатную квартиру Вера обменяла на маленький домик на берегу Волги. Она не могла находиться в пустой квартире одна, ей всегда надо было чем-то занимать свое свободное время. За городом Вера Петровна разводила цветы, занималась огородом, красила забор и все, что попадалось под руку, а к вечеру ее сердце начинало сжиматься от страха. Ночью она опять увидит все заново во всех деталях со всей раздирающей душу болью. Ох уж эти сны.

Вера спустилась к реке и села на скамеечку. На улице было прохладно и сыро, дул сильный ветер с запахом гари и дыма.

«Господи, помоги, – кричало сердце. – Помоги! Ведь кто-то теряет память, забывая все, но почему не я»,– думала она.

– Господи, помоги. Помоги! – голос вырвался из ее души и понесся ввысь к адресату.

– Теть Вер, что с вами? – услышала она голосок из соседней беседки.

– Варя? Ты почему не спишь?

К ней подошла соседская девочка – подросток, укутанная в одеяло.

– Да не спится… Что с вами? – Варя примостилась рядом на скамеечке.

– Сон страшный видела. А с тобой что произошло?

– Да мамка пьяная, кричит, песни поет. Сейчас вроде угомонилась.

– Варь, а брат как же? Сколько ему.

– Восемь лет. Он укроется с головой и спит, а я не могу.

– А тебе сколько?

– Пятнадцать будет… А что за сон-то видели?

Вере Петровне вдруг очень захотелось рассказать Варьке все о своем горе. Такое желание у неё появлялось крайне редко. Многие даже и не подозревали, что она пережила в своей жизни. И когда люди жаловались, страдали, растрачивая свои жизненные силы по пустякам, ей было обидно за них. «Глупые, – думала она. – Это ведь просто жизнь, самая простая жизнь… Неприятности, проблемы, а потом радости и опять проблемы… Ведь судьба ни у кого не бывает только гладкой, надо всегда что-то преодолевать. Иначе жить не интересно».

– Знаешь что, Варька, пошли ко мне, я тебя чаем напою и расскажу свой сон.

Они сидели за круглым столом. Ночник освещал только чашки, варенье, вазочку с конфетами и простой семейный альбом.

– У меня, Варя, был прекрасный муж Евгений и сын Антошка. Мы жили очень дружно. Я любила своих мужчин, как только могла любить. Не буду ворошить прошлое… Больно… Просто Женя погиб, спасая какую-то девчонку от озверевших подростков. Антону было двенадцать лет. Мы пережили это горе вместе, поддерживая друг друга, а через три года, когда моему мальчику исполнилось пятнадцать, как тебе сейчас, он заболел. – Вера дрожащей рукой взяла чашку и сделала глоток. – Он заболел неизлечимой болезнью. Если проще – рак костей. Два года больниц, сильнейших болей и – конец.

В комнате возникла тишина, отблески от лампы искорками разлетались по мебели, создавая особую обстановку.

– Ночью я часто возвращаюсь в прошлое, в то ужасное время. Он стонет, ему больно двигаться, болит все: каждый позвонок, каждая клеточка. Его голос звучит у меня в голове постоянно: «Мама, мамочка, ну, сделай что-нибудь, мне больно», – потом помолчит и опять просьбы о помощи. Я кричу, зову доктора. Сестра делает укол в исхудавшую безжизненную руку, и Антон затихает. Ему становится легче"

Вера Петровна замолкает. Молчит и Варя, понимая, как трудно говорить о смерти. Последние минуты жизни сына Вера Петровна помнит до мелочей, до той секунды, когда всё померкло, потускнело и потеряло смысл. Она закрыла лицо руками и опять услышала его предсмертные слова: «Не плачь, мамочка. Я там с папой встречусь. Я знаю, мы будем вместе, а потом и ты к нам придешь. Я часто с папой во сне разговариваю.

– Антошка, не говори так. Ты еще поживешь.

– Мам, помнишь, вы мне медведя смешного подарили?

– Да, сынок, помню.

– А где он?

– Дома в шкафу. Я его убрала, чтобы не запылился.

– Принеси его сюда, ладно?

– Конечно, сынок, принесу.

Вдруг лицо сына как-то напряглось.

– Мама, мамочка, я тебя люблю. Ты только ничего не бойся, мне кажется, я…

– Антошке моему плохо, сыночку моему родному, помогите, – её крик перешёл в шепот. – Помогите, прошу Вас.»

У Веры машинально сжалась кисть. Память чётко выдала картинки из прошлого. Её руки и кулачки сына сплелись прочно в прощальном пожатии, спазм, как замок, защёлкнул последние прикосновения живого и мёртвого.

Наконец, она очнулась от своих воспоминаний. Ветер разогнал на небе тучи, и лунный свет проник в комнату. Вера Петровна вытерла слезы и протянула салфетки плачущей Варьке.

– Вот и снятся мне последние дни его жизни, – она открыла альбом в первый раз за пять лет. – Это мой Антошка.

На них смотрел веселый белобрысый мальчишка, держа в руках смешного пушистого медведя.

За большим столом сидел Петр Васильевич, потирая руки и рассматривая королевское блюдо с дымящейся едой. Сразу начинать есть это произведение поварского искусства было невозможно. Сначала он наслаждался взглядом, изучая все, что его жена положила на самую большую тарелку в доме, и только после внимательного просмотра взялся за инструменты. «Столько лет живем, а Тося не разучилась меня удивлять», – подумал Петр Васильевич.

Запахи, исходящие из их квартиры, будоражили соседей. Они активно начали интересоваться их источниками. Тося научила готовить Галину из 70 квартиры, Лену из 65 и даже Федьку, одинокого волка, живущего за стенкой. А пироги! Пироги с капустой, рисом и яйцами, вареньем и ягодами возбуждали весь подъезд. Про Тосины выпечки слагали легенды. Она щедро угощала желающих очередным произведением кулинарии, устраивая дома чайные церемонии.

Петр Васильевич подцепил на вилку запеченный кусочек тыквы. Тося вплыла в комнату, неся на подносе вазочку с ландышами и чашку ароматного чая.

– Ну, мать, ты даешь! Чай с ландышами! А это что?

– Цукаты.

– И откуда это у тебя?