Галина Луч - Письма к Богу

«Вот ведь оказия, Андрюшке уже сорок, а я его все маленьким вижу. Какой он сейчас, мой взрослый сын? Увидеть бы перед смертью. По головке погладить», – не спалось Степану.

Он прошел в чайную, достал из стола лист бумаги, взял ручку и написал:

«Дорогой Боженька, пишет тебе…» Кто пишет? Дедушка Степан или бывший рецидивист убийца – кто я?

Ком подступил к горлу. По морщинистому небритому лицу потекли слезы. Лист бумаги был смят и брошен в корзину. Так Степан и не смог попросить то, чего хотел больше всего на свете – свидания с сыном.

На темной ткани, сотканной Создателем, Луна выглядела, как магнит, манящий в неизвестное, в неведомое. Она то куда-то пропадала, то выплывала, проливая свой свет на всех находящихся внизу. Уже скоро, совсем скоро все изменится, свет поглотит темноту и завладеет пространством. Начнется новый день, даруемый Всевышним. И каждый человек будет проживать его, следуя или за удовольствиями, обманывая себя и других, или за сердцами.

Вот и оно – светило. Выкатив себя на всеобщее обозрение, озарило все и всех, лукаво улыбаясь. «Ну, что, люди, вперед! Кто зачем, поторопитесь, ведь жизнь-то у вас не больно велика».

Лучи пробежались по почте, проникая в ящики с письмами, в которых только одно было обращено к Создателю.

Лиза заглянула в кабинет Петра Васильевича.

– Опять письмо!

– Какое?

– К Богу, – она растеряно протянула конверт шефу.

Он взял, покрутил в руке, посмотрел на свет и даже почему-то понюхал и со вздохом вернул обратно Лизавете.

– Не знаю я, что с ним делать. Жалко парня, да помочь мы ничем не можем.

– Ну, давайте, хоть почитаем. Может, там уже все наладилось.

– Нет, не наладилось, иначе не написал бы. Вот ведь дожили!.. Дети письма Богу писать стали. Иди Лиза, иди, некогда, работы много.

В маленькой комнатушке, с прелестным названием «чайная» небольшой штат сотрудников почты слушал Лизавету. Она проникновенно, с сопереживанием читала письмо к Богу. Слезы текли по ее щекам и шее, пропадая где-то под кофточкой.

Из простого листочка в клеточку вылетали слова, взывающие к помощи, посылающие сигнал SOS.

«Любимый Боженька, маму положили в больницу… Говорил же я ей, чтобы не курила. Папу никто не может найти. Говорят, у него медовый месяц. Я не знаю, что такое медовый месяц. С нами тетя Рита, мамина далекая сестра. Она все время ворчит. Мы ей все планы испортили. Боженька, а учительница опять ругалась. Она говорит, что нам с Ванькой надо в класс для умственно отсталых. Мне, Боженька, не хочется ходить в школу. Когда она меня спрашивает, у меня все в голове темнеет. Я боюсь! Боженька, помоги маме и найди папу. Может, он мед уехал собирать, раз медовый месяц у него? Боженька, пусть только пчелы его не покусают, а то тоже в больницу попадет. Любящий тебя Никита».

– Господи, – заголосила тетя Валя. – Ну, помоги Никите.

Петр Васильевич прошелся туда-сюда по маленькой территории и резко спросил у Лизаветы:

– Ты куришь?

– Да.

– Бросай срочно! Негоже женщинам курить.

– Прав Васильевич, и ты, Светка, заканчивай с дьявольскими привычками, – тетя Валя поднялась с кресла, как глыба. – Я понятно говорю?

– Причем тут мы?! Вы что, теть Валь?

– Какого рожна вы курите, отравляя свой организм и подавая пример детям, а? А ну, отвечай,– Валентина нависла над Светой, как туча. – А ну, как перед Богом отвечай. Что за жизненная необходимость в сигаретах, в вине, а? Твой Стас, небось, уже тоже курит. Пример-то перед глазами.

– Да вы что, мой Стас не курит, вообще это мелочи, – пыталась возразить Светка.

– Из мелочей жизнь складывается. У женщин не должно быть никакого оправдания дурным привычкам. Вон как малец переживает, что мать курить начала. Маленький, а знает, что плохо, вредно. А вы, большие лошади, не понимаете. Мелочи….

– А у меня вообще нет детей, и неизвестно, будут или нет, – Лиза вся раскраснелась и, как школьница, вскочила со стула.

– Права Валентина! Вы женщины, и нет чужих детей. Все дети наши. Это будущее.

– Конечно, Вы всё на нас сваливаете, – закричала Света, обиженная таким напором, – а мужики не при чём?

– Причём, но очень много зависит от женщин. Пусть мужик будет голова, а вы шея. Вот и учитесь шеей работать, чтобы наши головушки вертелись в нужном направлении.

– Красиво говорите, Пётр Васильевич, голова, шея, а в жизни всё сложнее, иногда и шею сворачиваешь, а толку никакого. А я что не пыталась? А муж всё-таки ушёл.

– Здесь ещё мудрость нужна, как инструкция к шее. Сложный вопрос – не спорю. У нас что не семья, то проблема. Вся ответственность за детей на женщин ложится. Как ни крути, вы, бабоньки, за детей отвечаете. Так что, Светик, следи за своим Стасом в оба глаза, а не одним, пока не поздно. – Пётр Васильевич налил себе воды из чайника и залпом выпил.

Вера Петровна сидела тихо в своем уголочке, ни разу не вступив в спор. Она не любила эмоциональные разговоры, но это тема и ее вывела из равновесия.

– Успокойтесь, Светочка. Наверное, нам надо что-то сделать, раз письма на нашу почту попали. Это ведь не просто так. Через этого мальчика мы должны что-то понять. Сделать все, что в наших силах, раз уж мы вместо Бога эти письма читаем.

– Что мы можем исправить? Мы даже не знаем, где он живет, учится.

– Лизонька, нам этого и не надо знать. Мы просто сами должны стать лучше, чем мы есть.

– Если бы я знала, хотя бы школу, я бы этой учительнице мозги прочистила. Это ж надо… для умственно отсталых… в интернат. Да она этому Никите в подметки не годится. Он вон письма Богу пишет, а она его в дебилах держит, – Валентина ударила кулаком по столу. – Надо действовать!

– Что делать-то? – спросила Лиза.

– Еще не знаю, но Вера права. Это нам знак.

Дверь приоткрылась, и Степан просунул свою лысеющую голову.

– Вы чего, бабоньки, кричите на всю почту? Там уже люди столпились. Обед-то закончился. Проблемы серьезные решаете?

– Серьезнее не бывает, Степан. Катимся мы по склону в пропасть.

– Да ты что, Васильевич. В какую пропасть? Кто катится?

– Человечество, – грустно и безнадежно ответил Пётр Васильевич.

– А я подумал наша почта.

– А мы с ним заодно.

– С кем?

– Да с человечеством, Степан.

Вот уже несколько дней Светлана кипела, как чайник. Гнев и раздражение наполнили ее до самой макушки.

Все были какие-то озабоченные, молчаливые и не обращали внимания на бурлящую Светлану. Тетя Валя, сделав свою работу, молча убегала на другую. Лиза вообще перестала разговаривать с коллегами, Пётр Васильевич погрузился в работу. Только одна Вера Петровна вяло пыталась развеять сложившуюся атмосферу.

Наконец-то закончился рабочий день, и Света вылетела с почты, как пробка из бутылки шампанского. Ее больное самолюбие кричало от обиды. Гордыня, как гремучая змея, готова была ужалить любого.